Из истории наркотиков в России.Начало ХХ века.

Автор Марлена, 14.04.2021, 16:06

« назад - далее »

0 Пользователи и 1 гость просматривают эту тему.

Марлена

Революция с марафетом.

Фрагменты из книги Александра Сидорова
«На Молдаванке музыка играет»

     

Журнал "Огонёк" №22 от 04.06.2012.

Введение в России сухого закона во время Первой мировой войны привело к тому, что вся страна подсела на кокаин. Наркомания охватила все слои общества. Побороть ее удалось только спаиванием страны.

Александр Сидоров


Именно Первая мировая война способствовала тому, что кокаин (наряду с морфием) стал в России "культовым" наркотиком. В империи на время войны ввели сухой закон, под запрет попали не только водка, вино и самогон, но даже пиво. В этих условиях горожане (особенно питерцы и москвичи) нашли замену алкоголю в доступном поначалу белом порошке.

Февральская, а затем Октябрьская революции 1917 года способствовали распространению самых грязных и отвратительных форм кокаинизма. В довоенное время кокаин все же был популярен в среде богемы, его называли "наркотиком для богатых". Революционные потрясения способствовали "демократизации" "кокса". Собственно, уже в ходе Первой мировой из-за слабой охраны границ шла усиленная контрабанда в Россию германского кокаина из оккупированных немцами местностей через прифронтовую полосу — Псков, Ригу, Оршу и из Финляндии через Кронштадт. А после Февральского переворота волна "марафета" буквально накрыла Питер и Москву.

"Марафет" белый и красный

В мае 1917 года была арестована крупная шайка, которая промышляла торговлей кокаином. Ее главарь А. Вольман получал товар из Германии через Швецию и продавал его в Петрограде и Москве. Люди Вольмана в Петрограде торговали кокаином в лавке дома N 10 по Щербакову переулку, устраивали "вечеринки секты Сатаны" в нескольких конспиративных квартирах. Через год в том же Питере была пресечена деятельность похожей шайки из восьми человек во главе с неким Смирновым: преступники снимали несколько меблированных комнат на углу Невского и Пушкинской. При обыске у них обнаружили кокаин в таблетках, а также драгоценности и меха. Кокаин обменивался на краденые вещи.

Законченными кокаинистами были многие балтийские матросы — опора большевиков. Среди "нюхачей" нередко встречались и питерские рабочие-пролетарии, готовые на любое преступление за полосу "кошки" (жаргонное название кокаина), проститутки, мальчишки, которые торговали порошком у Николаевского вокзала... Революционные матросы ввели в обиход выражение "балтийский чай": раствор кокаина в этиловом спирте или другом крепком алкоголе. Такая смесь продлевает и усиливает эффект от приема кокаина.

От "братишек" в тельняшках не отставали "отцы-командиры" — балтийские офицеры. В Кронштадте они даже создали "Коке-Клуб", члены которого не только сами употребляли наркотики, но и распространяли "марафет" среди сослуживцев, скупая порошок у медсестер и врачей (за медиками закрепилась нелестная слава самых ярых морфинистов и кокаинистов). Между офицерами и матросами часто вспыхивали жестокие драки из-за наркотиков, аптеки Кронштадта и Петрограда постоянно подвергались вооруженным налетам "занюханных" военных. Справиться с этим чудовищным безобразием не могли ни Временное правительство Керенского, ни даже пришедшие ему на смену большевики.

Собственно, поначалу большевики особого значения борьбе с кокаинизмом и не придавали. Напротив, к "марафету" для поднятия боевого духа обращались и красные командиры, и бойцы, вымотанные постоянными тяжелыми боями. Да и в верхах советской бюрократии к "нюхачеству" порой относились как к экзотической забаве. Так, брат чекиста Моисея Урицкого — Борис Каплун даже создал салон, куда приглашал представителей богемы побаловаться конфискованным "коксом".

Впрочем, активно прибегало к этой "забаве" и белое офицерство. В. Ревзин и П. Черноморский, авторы исследования по истории кокаинизма, пишут: "Уже после октября 17-го часть офицеров русской службы предложила свои услуги германскому рейхсверу в борьбе против большевиков на Украине. Несколько месяцев спустя тревогу били уже в Берлине. Немецкие наркологи утверждали, что именно эти господа заразили кокаинизмом части германской армии на Украине и в Прибалтике. После того как люди эти оказались в европейских городах, некоторые из них занялись планомерной торговлей кокаином. Прежде неизвестное слово "кокс" нашептывалось на перекрестках улиц, в кафе, в притонах и на вокзалах". Таким образом немецкий кокаин вернулся в родные края...

Михаил Булгаков, посвятивший периоду немецкой оккупации Украины роман "Белая гвардия", не раз упоминал в своем произведении губительный наркотик: "...в табачном дыму светились неземной красотой лица белых, истощенных, закокаиненных проституток"; "Излечи меня, о Господи, забудь о той гнусности, которую я написал в припадке безумия, пьяный, под кокаином"...

Кокаинистом был генерал Яков Александрович Слащев — один из организаторов обороны Крыма, прототип генерала Хлудова из булгаковского "Бега". Ревзин и Черноморский считают, что в образе Хлудова любой современный психиатр угадает законченного кокаинового наркомана: "Зрительные и слуховые галлюцинации, нервозность и глубочайшая депрессия, кипучая, но безрезультатная деятельность и припадки ярости, все то, что читатель приписывает лишь неким "душевным метаниям" белого генерала, на самом деле есть типичные признаки тяжелого кокаинового психоза".

Представители "дна" были самыми активными потребителями кокаина. Иллюстрация Юрия Анненкова к поэме "Двенадцать" -— Катька


Да разве речь только о Слащеве? Когда Красная армия рвалась в Крым, на улицах Ялты и Севастополя толпы оборванных, грязных людей с офицерскими погонами рыскали в поисках заветной "дозы"! Им было не до сражений...

Кокаиновые будни Республики

Достать кокаин в первое десятилетие советской власти не составляло особого труда. Наркотик продавали на рынках, им торговали на улицах и в притонах беспризорники и проститутки... Представители "дна" являлись и наиболее активными потребителями зловредного порошка.

Как отмечают исследователи, в новой России наркомания перестала быть "столичной болезнью", охватив губернские, уездные города и даже села. Лидером по распространению являлся именно кокаин. Врач Л.М. Василевский в брошюре "Дурманы" (1924) писал: "В последние годы у нас кокаинизм в крупных городах принимает грозные размеры, чему способствует контрабандный ввоз яда, особенно из Эстонии и Латвии. "Белый порошок", "марафет" все более распространяется... не только среди подонков столиц и особенно среди проституток и их "котов", но и среди советских служащих, врачей и особенно актеров".

Москва и Питер считались признанными кокаиновыми лидерами. Одним из самых популярных мест, облюбованных "занюханными" в Белокаменной, были Сухаревские подземные уборные, где кокаинисты резались в карты и тут же, просадив все, бежали на "дело". В Головине переулке, между Трубной и Сретенкой, находился так называемый кокаиновый домик, держали его мать и сын Новиковы. Немало кокаиновых притонов было на Цветном бульваре и Домниковке. Популярным считался и "волчатник" в Проточном переулке. Хозяйка его, грубая одноглазая баба, скупала краденые вещи или обменивала их на порошок. "Королем кокаина" в Москве считался некто Батинин-Батулин. В январе 1925 года его арестовали агенты угрозыска и обнаружили при обыске небольшую "наркоразвесочную фабрику" с тремя работницами.

Борис Пильняк в повести "Иван Москва" писал: "В притонах Цветного бульвара, Страстной площади, Тверских-Ямских, Смоленского рынка, Серпуховской, Таганки, Сокольников, Петровского парка — или просто в притонах на тайных квартирах, в китайских прачечных, в цыганских чайных — собирались люди, чтобы пить алкоголь, курить анашу и опий, нюхать эфир и кокаин, коллективно впрыскивать себе морфий и совокупляться..

. Мужчины в обществах "Черта в ступе" или "Чертовой дюжины" членские взносы вносили — женщинами, где в коврах, вине и скверных цветчишках женщины должны быть голыми. И за морфием, анашой, водкой, кокаином, в этажах, на бульварах и в подвалах — было одно и то же: люди расплескивали человеческую — драгоценнейшую! — энергию, мозг, здоровье и волю — в тупиках российской горькой, анаши и кокаина".

Не отставал и Питер. Здесь тоже социальной базой наркомании были преимущественно маргиналы: сутенеры, наводчики, мелкие грабители и второстепенные бандиты. Особо прогремело в 1925 году дело Григория Кутькова по прозвищу "Комендант чумного треста". Он контролировал уличную торговлю наркотиками между улицей Марата и Лиговкой — в самом криминальном районе Ленинграда. На него работали десятки беспризорных ребят, уличных проституток и содержательниц притонов. "Этот тип вращался среди ночных "фей" и распространял запасы отравы через знакомых ему передатчиц",— писал журнал "На посту". Когда "Коменданта" задержали, при нем обнаружили кокаин и шприцы для морфия. Репортер справедливо отметил: "С десяток активных торговцев привлечены, но это только маленький отряд в армии "зачумленных", которыми кишат по вечерам и ночам наши улицы".

Временем расцвета кокаинизма стал нэп. В "Словаре жаргона преступников" того времени этот наркотик имел восемь синонимов: антрацит, кикер, кокс, марафет, мел, мура, нюхара, нюхта. Сюда можно добавить уже упоминавшуюся "кошку", "белую фею" и "бешеный порошок". Причина такой популярности очевидна: кокаин не требовал специальных притонов для курения, как опиум и гашиш, или шприца, как морфий. "Кокс" втягивали в нос с гусиного пера, ладони, ногтя, бумажки и т.д. Правда, торговцы разбавляли кокаин аспирином, мелом, хинином. В комедии Булгакова "Зойкина квартира" Аметистов спрашивает: "Кокаину принес?.. Отвечай по совести: аспирину подсыпал?" Чистый кокаин ("кошка") был большой редкостью. Поэтому многие кокаинисты в двадцатые годы прошлого века принимали дозы по 30-40 граммов в день без особых последствий.

Профессор-криминолог Михаил Гернет в исследовании 1924 года выяснил, что кокаин употребляли 82 процента опрошенных им бездомных ребят. А P. Зиман в работе "О кокаинизме у детей" (1926) привел результаты опроса 150 беспризорных, из которых 106 (70,7 процента) достаточно долго употребляли кокаин. Современный исследователь Станислав Панин пишет: "Опросы беспризорных детей об их состоянии во время "занюханности", проведенные в 1920-е гг., выявили следующую картину. Дети были нечувствительны к холоду, голоду и иным житейским невзгодам. Имея достаточно кокаина, они могли по нескольку дней не есть и не спать и были мало чувствительны к побоям. "Тепло", "есть совсем не хочется", "тебя бьют, а не больно совсем, только потом, как пройдет понюшка, тело от побоев болит". Выход из кокаинового опьянения, как правило, был связан с резкими головными болями, чувствами усталости, сонливости, разбитости и резкой тягой к новой "понюшке". А при отсутствии последней у ребят очень часто наблюдался психоз, сопровождавшийся галлюцинациями. В конечном итоге употребление кокаина детьми приводило к целому букету душевных недугов, физическому, психическому и моральному вырождению личности".

Британский дипломат Роберт Ходжсон в 1926 году приводил в своем докладе статью из советской газеты, согласно которой от 50 до 80 процентов бездомных детей нюхали кокаин. Дети-кокаинисты зарабатывали попрошайничеством, пением в вагонах, но в основном кражами, были среди них и убийцы. Беспризорники нюхали кокаин перед тем, как идти "на дело": он придавал им смелость.

Что касается вырождения личности, лучше всего обратиться к свидетельству сэра Бертрана Джеррама, который примерно в это время посетил клинику для детей-наркоманов: "Все были искусными карманными воришками и представителями других антисоциальных профессий. Принимались только мальчики, старшему было четырнадцать лет. Врачи и медперсонал рассказали... об отвратительных патологических и сексуальных отклонениях отдельных девяти- или десятилетних беспризорников... Врач мог лишь констатировать, что большинство из них пролетарского происхождения и что русский пролетариат страшно беден. Он признался, что до революции не было ничего подобного".

В 20-е годы наркотики стали активно проникать и в среду молодых рабочих. Так, М. Белоусова, исследуя проблему кокаинизма в 1926  году, выяснила, что среди "занюханных" рабочие составляли 10,7 процента. Она же сообщала, что употребление кокаина распространено даже... в среде работников правоохранительных органов! Причина примерно та же, что и в период мировой войны: в первой половине 20-х годов в Республике Советов действовал запрет на производство водки, традиционного элемента рабочего досуга. Поэтому в качестве "заменителя" рабочие нередко использовали "белую фею".

"Зеленый змий" против дурмана

Нельзя сказать, чтобы руководство первого в мире пролетарского государства закрывало глаза на критическую ситуацию с наркотиками. С 1919 года за распространение "дури" стали приговаривать к лишению свободы на 10 и более лет. Правда, из Уголовного кодекса 1922 года этот состав преступления исчез. Появился он только в УК 1924 года и закрепился в УК РСФСР 1926 года. Однако статья 104 этого УК была более мягкой и предусматривала до трех лет лишения свободы. Употребление наркотиков преступлением не считалось и не преследовалось.

Все эти меры, впрочем, не дали особых результатов. Не помог даже декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 6 ноября 1924 года "О мерах регулирования торговли наркотическими веществами", которым воспрещалось свободное обращение опия, кокаина и их производных, а ввоз и производство наркотиков попали под контроль государства.

Главный удар по наркотикам советская власть нанесла... водкой! Той самой водкой, которую до этого запрещала выпускать, что, как мы уже отмечали, стало одной из причин чудовищного роста наркомании.

Вообще-то большевистское правительство в отмене запрета на водку вряд ли руководствовалось благими целями борьбы с кокаином, морфием, опием, гашишем и прочей гадостью. Во всяком случае, уж точно эти идеи не были у него на первом месте. Просто стало ясно, что государство теряет огромные деньги, которые идут в карманы самогонщиков.

Сначала в августе 1924 году на прилавках появляется государственная "полуводка" — "Русская горькая" крепостью 20 градусов по цене полтора рубля за бутылку. Только за сентябрь было продано около 200 тысяч бутылок этого "живительного напитка"! При этом резко упал уровень самогоноварения. Но вскоре интерес к 20-градусной пародии на водку у населения охладел, народ снова потянулся к самогонщикам. Тогда в декабре крепость "Русской горькой" пришлось поднять уже до 30 градусов; за неполный месяц народ раскупил уже полмиллиона бутылок!

Ободренные успехом, партия и правительство сделали очередной шаг навстречу трудящимся: в стране вводится государственная водочная монополия, и "Русская горькая" наконец-то становится 40-градусной, как положено всякой честной водке. Воодушевленный народ тут же окрестил ее "рыковкой" по имени председателя Совета Народных Комиссаров, который подписал судьбоносный декрет от 28 августа 1925 года о порядке производства водки и торговли ею (ходили слухи, что сам Рыков крепко "закладывает за воротник" и лечится за границей от запоев).

С этого времени начинается закат наркопотребления в СССР. Крепкие напитки стали легкодоступны, а каналы доступа к наркотикам постепенно, но неотвратимо перекрывали: укреплялись границы (железный занавес сыграл свою положительную роль), ужесточался контроль продажи и использования обезболивающих препаратов в больницах и аптеках.

Радость советских граждан оказалась безмерной; они с таким рвением бросились утолять жажду, что в стране резко подскочило количество жертв "зеленого змия". В 1923 году на 100 тысяч жителей Питера приходилось 1,7 случая смерти от алкоголя, в 1925-м — 6,4, в 1926-м — уже 10,9, в 1927-м — 18,8, в 1928-м — аж 44! Но это совсем другая история.

Непосредственно в борьбе с наркоманией советская власть не лютовала. Употребление "дури" воспринималось как "наследие проклятого царского режима", поэтому меры предлагались не карательные, а преимущественно лечебные. Так, в начале 1925 года конференция Наркосекции Мосздравотдела решительно отвергла идею НКВД — создать спецлагеря, чтобы изолировать в них наркоманов. Принудительное лечение считалось допустимым лишь для "социально опасных" потребителей "дури". Как утверждает С. Панин, "властные инициативы 1920-х гг. по отношению к наркоманам предвосхитили самое гуманное отношение к этим больным людям, характерное сегодня для многих западных стран". Например, в Свердловске вплоть до 1929 года наркоманы имели возможность получить наркотики без особых затруднений в любой аптеке. А в 1929 году распоряжением Горздравотдела наркозависимых прикрепили к одной аптеке, где наркотики им отпускались по рецептам наркопункта.

В стране действовали учреждения для лечения детей-наркоманов, больным наркоманией оказывали амбулаторную и стационарную психиатрическую помощь. Однако, повторимся, не эти мероприятия делали погоду в борьбе со страшным социальным злом. Уже к 1929 году наркомания в СССР резко сократилась, а к началу 30-х годов почти сошла на нет именно в результате победного шествия водки по странеУпотребление "наркоты" ушло в уголовную среду, при этом резко изменилась "структура потребления": кокаин исчез, его заменили более "легкие" производные каннабиса — анаша и гашиш, которые тонким ручейком текли из Средней Азии.