Криминалист. Клуб «диванных экспертов»

(с)Библиотека для чтения, 1834г.

Плясучая болезнь.

(с)Библиотека для чтения, 1835г.

В свете бушующей пандемии.

Это количество прививок от оспы в России на 1832 год!! И дальше также, примерно по полмиллиона прививок в год в стране!

Интересно, обязаловка это была или нет? :D

(с)ЖМВД

Загадка. Что за Геркулес на памятнике, "разрывающий пасть льву"? И каким боком к нему мужик, стоящий рядом?

Можно без имен.

На льва не похож. Маловат будет и гривы нет.
Собака или волк.

ЦитироватьНа льва не похож. Маловат будет и гривы нет.
Собака или волк.

Вы на правильном пути. Вот современное фото.

Не томите... Расскажите что к чему))
Если памятник воздвигли, что это какое-то очень важное событие!
Неужели человек душит собаку, вижу как-бы удавку на шее собаки и петля на морде, пасть как-бы зажата.
А может он её укрощает.
В общем, гадание дело неблагодарное.
Тут нужна правда.

Мне показалось, что это не собака, а медведь.

ЦитироватьТут нужна правда.

Это памятник мальчику, которому была сделана первая прививка от бешенства. Пастером в 1886 году. 16-летний Жюпиль бросился на бешенную собаку, спасая группу детей и был искусан. Дяденька - это повзрослевший мальчик, работавший дворником в Пастеровском институте, против входа которого и стоит памятник. 

Очень интересный факт!
Спасибо за просвещение!

Цитата: RI_hist от 19.01.2022, 16:03В свете бушующей пандемии.

Это количество прививок от оспы в России на 1832 год!! И дальше также, примерно по полмиллиона прививок в год в стране!

Интересно, обязаловка это была или нет? :D

(с)ЖМВД

По крайней мере, задолго до личный пример подданным подала сама Екатерина II.

Цитата: RI_hist от 17.01.2022, 22:58Плясучая болезнь.

(с)Библиотека для чтения, 1835г.

Одна из таинственных болезней прошлого. Ведь в наше время ничего подобного нет.

ЦитироватьОдна из таинственных болезней прошлого. Ведь в наше время ничего подобного нет.

В наше время свои массовые психические болезни. В 20-30х годах в США проходили танцевальные марафоны. Люди парами МЕСЯЦАМИ могли танцевать в зале на глазах у публики. Есть, спать, бриться в танце. По моему, зрелище не менее жуткое.

Еще про животных и бешенство.

Очень люблю фильмы ужасов про животных, типа "Челюсти-1", "Злой дух Ямбуя".
В середине прошлого века в СССР были события, известные как "Битва в Миорах".
Какой фильм можно было бы забабахать. :)

"Злой дух Ямбуя". Книгу читала.
Потом фильм поставили.
Классный фильм, смотрела его в кинотеатре ещё в то время.
Очень впечатлил!
А про волка, жесть...

Цитата: RI_hist от 22.01.2022, 17:08Люди парами МЕСЯЦАМИ могли танцевать в зале на глазах у публики.

Фильм есть про это "Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли".
Тоже про танцевальный марафон.
В конце пара, победившая в тяжёлом марафоне, должна была заплатить за своё участие в марафоне практически все деньги, которые были обещаны.

Цитата: RI_hist от 22.01.2022, 17:08В наше время свои массовые психические болезни. В 20-30х годах в США проходили танцевальные марафоны. Люди парами МЕСЯЦАМИ могли танцевать в зале на глазах у публики. Есть, спать, бриться в танце. По моему, зрелище не менее жуткое.

 :D Они там ради денег танцевали и за хорошие призы, а не из-за болезни. :))

Цитата: mrv от 22.01.2022, 22:02:D Они там ради денег танцевали и за хорошие призы, а не из-за болезни. :))

Мы не знаем, ради чего танцевали в средние века эту "пляску святого Витта". Болезнь в качестве объяснения появилась позже.

Массовая истерия, судя по всему.

Цитата: mrv от 23.01.2022, 02:49Массовая истерия, судя по всему.

Непонятен механизм ее распространения. Ведь это средние века. Коммуникации слабые, люди всю жизнь сидели в своих деревнях, а случаи происходили и там, и сям. При этом, церковь ведь этого всего не поощряла.

RI_hist, может посоветуете? Много лет назад читала в местной газете статью о прессе нашего города начала 20 века. Там упоминалось одно интересное дело. Память стёрла год и фамилии фигурантов. Единственно, что помню точно, события происходили до 1910 года. И фабулу дела: в запертой изнутри комнате было найдено тело дочери местного то ли купца, то ли крупного по масштабам города чиновника. Была установлена причина смерти - огнестрельное ранение, но оружия в комнате не было найдено, также как и на прилегающей к окну территории.
Вот уже несколько лет планирую поискать об этом деле информацию. Как думаете, где искать? В библиотеке с периодикой прошлых лет или в каких-то специальных архивах?

ЦитироватьRI_hist, может посоветуете? 
Вот уже несколько лет планирую поискать об этом деле информацию. Как думаете, где искать? В библиотеке с периодикой прошлых лет или в каких-то специальных архивах?

Для начала попробуйте почитать воспоминания сыщиков прошлого: Путилина, Кошко, фон Ланге, может еще кто-то есть (сам я их не читал). Если в этих мемуарах ничего нет, то придется наверное рыть в Губернских ведомостях. Или в Петербургском вестнике. Журнал МВД выходил до 1861 года.

А нашего города - это какого? Преступление было раскрыто?

Цитата: RI_hist от 24.01.2022, 17:08Для начала попробуйте почитать воспоминания сыщиков прошлого: Путилина, Кошко, фон Ланге, может еще кто-то есть (сам я их не читал). Если в этих мемуарах ничего нет, то придется наверное рыть в Губернских ведомостях. Или в Петербургском вестнике. Журнал МВД выходил до 1861 года.

А нашего города - это какого? Преступление было раскрыто?

Нет, не раскрыто. Дело в г. Верном (Казахстан). В местной прессе того времени что-то было, именно на нее ссылался журналист. Но без выходных данных издания.

Цитата: RI_hist от 24.01.2022, 17:08Журнал МВД выходил до 1861 года.

Интересно, с чем связано прекращение издания.

Цитата: Alina от 28.01.2022, 13:30Нет, не раскрыто. Дело в г. Верном (Казахстан). В местной прессе того времени что-то было, именно на нее ссылался журналист. Но без выходных данных издания.

А, это же Алма-Ата. Сразу же вспомнился Домбровский с его "Хранителем древностей".
Вот что подумалось, может Вам обратиться к краеведам? Вот мне при поисках попалась некая Неля Букетова, автор книги "ЖИЛИ-БЫЛИ В ГОРОДЕ ВЕРНОМ...". Вроде хороший краевед.

Цитата: Demetrius от 29.01.2022, 02:36Интересно, с чем связано прекращение издания.

Журнал выходил раз в квартал. Решили заменить ежедневной "Северной почтой", которую в свою очередь в 1869 году заменил "Правительственный Вестник".

Цитата: RI_hist от 29.01.2022, 17:12Вот что подумалось, может Вам обратиться к краеведам? Вот мне при поисках попалась некая Неля Букетова, автор книги "ЖИЛИ-БЫЛИ В ГОРОДЕ ВЕРНОМ...". Вроде хороший краевед.

Краеведы обычно не увлекаются криминалом. Больше склонны к приукрашиванию прошлого. :)

В Военно-медицинском журнале за 1823 год попалось описание занимательного случая. 14-летняя еврейская девушка Рахель Герц с 1807 года, после оспы, стала страдать болезнью, похожую на те, что в фильмах про экзорцизм показывают. Судороги, конвульсии, кровавая рвота, пароксизм, задержка мочи, какие-то опухоли, бессилие, мертвый сон, нечувствительность к боли и еще много всякого. Раз было декламация с выражением отрывков из Гете, Шекспира.
Подробное описание во вложении. Были периоды, длительностью до 3 лет, спокойствия. Это длилось долго. Но... В 1819 году из вскрытой опухоли чуть ниже пупка вынули черную, как бы ржавую, металлическую иглу. После это из тела в течении полутора лет вынули 273 иглы (в тексте называют то иглой, то булавкой, и есть таблица со статистикой откуда сколько вынули). В конце этого периода с матерью несчастной случился инсульт и с августа 1820 года больная начала выздоравливать. Вроде бы все хорошо, но в марте 1821 года под мышкой образовалась новая опухоль из которой по июль 1822 года вынули еще 100 булавок.
Ее поместили в госпиталь где сделали такое наблюдение: она мало ела, редко пила. за 150 дней употребила 126 фунтов воды, выделила мочи 855 фунтов, а вес уменьшился всего на 16 фунтов.

Дальнейшая судьба девушки мне неизвестна.

Ну что, эксперты, скажете? Демон, культ Вуду, мать или сама все сделала? Или мистификация? 

Цитата: RI_hist от 10.04.2022, 19:06Раз было декламация с выражением отрывков из Гете, Шекспира.

Для еврейской девушки в 1807 году не менее удивительно, чем иголки в теле.
Что-то вложение не открывается. Дело происходило в Российской империи? Там пишут, что это была за семья?

В то время, кмк, такое количество стальных игл было не так легко купить.
К тому же они дорого ст0или.
Воткнуть их, или "скормить" мог только человек рядом находящийся и имеющий "доступ к телу".

Цитата: Demetrius от 10.04.2022, 20:14Дело происходило в Российской империи?

В Дании, о ней есть информация в датской Вике, можно через Гугл перевести, на русском и английском я не нашел.

https://da.wikipedia.org/wiki/Rachel_Hertz

Насколько я понял, у нее было психическое заболевание, иглы она сама себе то ли вводила, то ли глотала.

Цитата: ivanes от 10.04.2022, 20:51В то время, кмк, такое количество стальных игл было не так легко купить.
К тому же они дорого ст0или.

Это были именно стальные иглы? Или из другого металла?

Цитата: ivanes от 10.04.2022, 20:51Воткнуть их, или "скормить" мог только человек рядом находящийся и имеющий "доступ к телу".

Но как это физически возможно? Вообще, все произошедшее. Ладно, декламация стихов и конвульсии, но иглы, выходящие из организма?

Цитата: Medgaz от 10.04.2022, 20:54В Дании,

Вот как?
Меня это заинтересовало, т.к. хотелось понять культурный уровень девушки. В 1807 году в Дании еврейская община была, как тогда говорили, "эмансипирована",  и хорошо интегрирована в социум. А в России до этого дело еще не дошло. Как вариант, могли быть какие-то эксцессы ну хотя бы из-за оспопрививания. Я имею ввиду, негативная реакция на это стороны религиозных деятелей и т.п.

Цитата: Medgaz от 10.04.2022, 20:54Насколько я понял, у нее было психическое заболевание, иглы она сама себе то ли вводила, то ли глотала.

Без матери, наверное, не обошлось. Или была очень гибкой, а то как объяснить иглы между лопаток. Да и анальгезией (или как там ее), наверное, страдала...

А в больнице с весом что, тоже подливала?

Цитата: RI_hist от 10.04.2022, 21:19Без матери, наверное, не обошлось.

Матери это зачем?

Цитата: Demetrius от 10.04.2022, 21:51Матери это зачем?

Тайна сия велика есть. :) Что мы о ней знаем? Может садизм, может купирование комплекса Электры (не зря все началось после достижения пубертата), может просто параноя, или тщеславие. Мрак принимает разные формы.

Цитата: RI_hist от 11.04.2022, 12:11Тайна сия велика есть. :) Что мы о ней знаем? Может садизм, может купирование комплекса Электры (не зря все началось после достижения пубертата), может просто параноя, или тщеславие. Мрак принимает разные формы.

А ведь когда извлекли из организма девушки первую иголку, ей уже было 26 лет.

Данный очерк я нашел в одном из журналов за 1847 год. Для эксперимента, решил изменить формат подачи информации и выкладывать его по частям (4 части). Обычно такие истории публикуют сразу полностью. Но при этом, по моему, теряется интрига повествования. Прочитал за 5 минут и все. Неожиданные повороты сюжета в коротких рассказах не работают.

2-3 дневный интервал между частями - как думаете, нормально? Или изменить его?



Венденскаго уезда в имении Кудлинг, на границе Ромельсгоф, в Яунвельмере,  жил вместе с семейством своим, крестьянский портной латыш Иван Мурр, исправлявший должность лесничего. Он был женат во второй раз, имел детей от обеих жен,  от последней, между прочим, восьмилетнюю дочь Магдалину. Мурр не пользовался в своей околодке доброй славой и со второй женой своей, женщиной очень усердной к работе, беспрестанно ссорился. Несмотря на жалование лесничего и на выгоды от портного и ветеринарного искусства (он умел между прочим лечить скот), Мурр часто терпел недостаток, вероятно по лености и беспорядочному образу жизни. Дела его наконец до того расстроились, что он принужден был, весною 1829 года, оставить должность лесничего. Переселясь в соседнюю лесную управу имения Ромельсгофа, именуемую Уппит, он нанялся за поденную плату у тамошнего лесничего Газенберга. Так жил Мурр с семейством своим до февраля 1830 года.
    Во время его пребывания в Уппите, мало по малу разнесся слух в околодке, будто Мурр в 1828 году (когда он еще жил в Яунвельмере) убил торговца еврея и похитил его товары, которые хранятся в ящике у жены Мурра. Эти слухи, становившиеся громче и громче, не могли наконец не обратить на себя внимание лесной рамельсгофской полиции, особенно после того, как малолетняя дочь Мурра, со всеми подробностями, рассказала сторожу Ивану и еще одной женщине, по имени Марье, каким образом и когда
именно отец убил еврея.
    Рассказ Магдалины относился к тому времени, около которого Иван однажды утром застал Мурра за странным занятием - он рыл могилу. На вопрос Ивана: "для кого он роет могилу?" Мурр отвечал: "да вот лошадка издохла, так хочу зарыть ее". Но никто тогда не слыхал, чтобы у него издохла лошадь. Между тем местная рамельсгофская полиция захватила у Мурра ящик с вином и нашла в этом ящике много таких вещей, которые редко достаются беднякам законным образом. Подозрение натурально, с той
минуты увеличилось.
    По распоряжению Земского Суда, Мурр и жена его были посажены под стражу. Началось следствие, и так как Мурр обвиняем был в уголовном преступлении, то дело о нем было передано в Уездный Суд для дальнейшего исследования. Уездный Суд, полагаясь только на одном показании ребенка и на слухах (ибо не было известно, умер или пропал в той стороне какой-нибудь еврей), продолжал следствие.
    Тщательно осмотрев вещи, найденные в ящике, изъятом у Мурра, и сделав им опись, Уездный Суд приступил к допросам. Марья и сторож Иван объявили на допросе все, что рассказывала им Магдалина. Но когда стали допрашивать Магдалину, то она решительно отреклась от прежних своих показаний об убийстве, совершенном ее отцом. Надобно заметить, что еще и прежде в Земском Суде она то отрекалась от своих показаний, то без всякого повода возобновляла их. Но такие колебания казались следствием влияния лиц, окружавших ее, - и подозрение в несомненности совершенного Мурром убийства
возростало.
    В ящике, захваченном у него, было найдено, как значилось в описи, составленном Уездным Судом:
1. Несколько женских платьев;
2. 22 платка шелковых и бумажных, некоторые совершенно новые;
3. Пять посеребренных пуговиц, завернутых в бумагу;
4. Пять плетеных пуговиц на бумажке;
5. Красная коробочка, сделанная из картузной бумаги;
6. Маленький дорожный погребец из красного сафьяна, с зеркалом;
7. Лист мятой почтовой бумаги;
8. Шесть листов также измятой тонкой бумаги, какую употребляют на обертку хороших товаров.

- Не принудил ли тебя кто-нибудь отречься от прежних показаний? - спросил Магдалину следователь.
И девочка тайно призналась ему, что ее принудил к тому сторож Иван.

Жду продолжения!

    Так и было. Иван, сомневаясь в истине ее слов, грозил ей наказанием, если она станет повторять ложь пред судьей.

- Что же тебе известно об убийстве? - продолжал следователь, - объяви все, что ты знаешь, откровенно, без малейшей утайки.
   
    Ободренная следователем, девочка, с свойственной ее летам наивностью, объявила
следующее: "В глухую осень вечером 1828 года пришел в дом к отцу ее (в Яунвельмер) торговец еврей и просил у него позволения переночевать. Анны, матери ее, в тот вечер не было дома. Она с больным ребенком своим отправилась по соседству к доктору. Мурр согласился на просьбу еврея, и ему приготовили постель, на которой он очень спокойно проспал до рассвета. На рассвете, надев сапоги и накинув шинель, еврей пошел в конюшню, дал корму своей лошади и потом опять завалился спать. У Мурра тогда гостил один из его приятелей, и Мурр тайно сговорился с ним (этот разговор подслушала Магдалина) умертвить еврея. Затем Мурр начал приготовлять из пеньки большую и крепкую веревку. Магдалине стало жаль еврея, который накануне, вечером, снискал ее расположение, подарив ей ленточку, сплетенную из волос, и она решилась открыть ему преступное намерение своего отца. Но еврей не успел еще опомниться от этого открытия, как убийцы вошли к нему в комнату, крепко связали его и, несмотря на его мольбы, несмотря на то, что он за жизнь свою отдавал им все свои товары, они связанного вывели из дома и потащили к соседнему леску. Привязав бедного еврея к древесному пню, Мурр со всего размаха ударил его дубиной по голове, и еврей тотчас же испустил дух. Затем убийцы начали копать яму. Им вероятно не хотелось рыть слишком глубокой и большой могилы, и потому Мурр, раздевши труп донага, топором отделил от него голову, отрубил руки и ноги и даже разрубил самое туловище. Спрятав разрубленное тело еврея в мешок, Мурр с помощью товарища потащил мешок к вырытой ими яме и зарыл его в ней вместе с разорванной шинелью еврея. Магдалина смотрела на все это из-за кустарника. Убийцы, совершив преступление, отправились домой, но Магдалина предупредила их, прибежав домой первой и стала тихонько следить за отцом. Она видела, как он прятал сапоги еврея под свою кровать, и заметила, что жилет его был весь в крови, ибо он, приступая к убийству, снял с себя кафтан. Когда товарищ Мурра оставил его, Мурр начал рассматривать товары еврея, и Магдалина заметила, что многие из этих вещей находятся в ящике у ее матери. Тут же она видела между прочим и маленький дорожный погребец. Анна со своим грудным младенцем возвратилась только на другой день вечером, и когда Мурр рассказал ей все, что случилось, она пришла в ужас, называла его убийцей, разбойником. А Мурр до того избил ее плетью, что она после того лежала шесть недель."
    Рассказ этот мог показаться не совсем вероятным, но Магдалина между оставшимися после еврея вещами назвала много таких, которые действительно находились в ящике ее матери, и объявила, что готова указать сейчас все вещи, которые остались после еврея. Ящик открыли перед нею. Из всех вещей, находившихся в ней, Магдалина признала действительно принадлежавшими еврею следующие:серебряную запонку от рубашки, высеребренные пуговицы, бумажную коробочку, две шелковые и один бумажный платок, шерстяную и шелковую ленту, переплетенную золотой бизью, передник, два небольших куска разноцветной шелковой материи, один кусок нанки и дорожный погребец с зеркальцем. О прочих вещах она не могла утвердительно сказать, принадлежали они еврею или нет.
    Прежде чем приступлено к допросу Анны Мурр о том, откуда взяла она показанные вещи, сделан был обыск в доме подсудимого и при этом обыске найдено под кроватью три сапога, спрятанные в мешке вместе с одной голенищею, и жилет с запекшеюся на нем кровью. Магдалина объявила, что пара сапог принадлежит отцу, и один еврею, и что окровавленный жилет именно тот самый, который был на ее отце во время убийства.
    Из сравнения трех сапог сапожником оказалось, что два сапога были большие, а третий поменьше, но что и первые два были вероятно тесны, ибо один из них разорван на сгибе ноги. Из этого можно было заключить, что эти три сапога не могли быть ношены одним и тем же лицом.
    Анна Мурр, при допросе о подозрительных вещах, прямо объяснила, откуда и когда она получила их и при этом ссылалась на свидетелей. Только при спросе о погребце и бумажной коробочке пришла она в некоторое замешательство. По ее показанию, вещи эти она имела еще в приходе Р..., где находилась в услужении, когда еще была девушкой, но каким образом и от кого они ей достались, она не объявила.
Суд предписал явиться тем людям, на которых Анна Мурр ссылалась, как на свидетелей, и принял между тем предложение Магдалины показать место, где зарыт рассеченный в куски отцом ее труп еврея. Судебная депутация вместе с Магдалиной отправилась в Яунвельмер. По описанию девочки, место, где было зарыто разрубленное тело, находилось у лесной дороги с правой стороны, на конце небольшой просеки. После долгих исканий просека была найдена, и Магдалина указала место, где по ее предположению находился разрубленный труп. До десяти человек работали, рыли землю в течении нескольких часов, но все усилия их были тщетны. Никаких следов трупа не оказалось.
- Что это все значит? - спросили судьи, обращаясь к Магдалине. - Стало быть ты солгала?
Но девочка уверяла, что она только ошиблась местом, божилась и клялась, что летом ей легче будет отыскать могилу, и что она отыщет ее непременно. Она показала между прочим пень, на котором еврей был умерщвлен. Изломленная вершина дерева лежала на снегу. Однако же, на пне его не замечено ни малейших следов крови.
    Хотя могила убитого еврея и не была открыта, хотя Магдалина и не оправдала своего показания, но все таки из этого нельзя было заключить положительно, что девочка выдумала басню для обвинения своего отца. Да и за что было ей обвинять его? И потому следствие продолжилось. К тому же могилу еврея отыскать было не так легко. Место этой могилы, по указанию девочки, как мы заметили выше, находилось в конце просеки, которая вела к пространному и  открытому месту, окруженному высокими деревьями и заваленному лесом. Земля была покрыта снегом. Что же мудреного, что Магдалина сбилась и не отыскала этой могилы? А носовые платки, а дорожный погребец, а красивая бумажная коробочка и
прочее? Откуда взялись все эти вещи у бедной крестьянки? Все это было страшно подозрительно. И подозрение еще более увеличивалось тем, что Анна Мурр пришла при допросе в замешательство и отказывалась, как мы видели выше, объяснить, каким образом достались ей эти погребец и коробочка. Найденные же под кроватью у Мурра сапоги и окровавленный жилет подтверждали вполне рассказ Магдалины. По всем этим причинам, обвиненные должны были содержаться под стражей, покуда не откроется истина.

    Уездный Суд должен был еще допросить многих свидетелей, живших довольно далеко, и ожидал наступления весны, ибо Магдалина продолжала уверять, что весной она непременно откроет могилу еврея.
    Но многие явные преувеличения в рассказе Магдалины, ее твердое желание обличить отца в страшном преступлении заставили судей наблюдать и исследовать странный характер этой девочки и ее отношения к родителям. Оказалось, что воображение Магдалины с самых ранних лет развилось необыкновенно сильно. Ей беспрестанно мерещились мрачные, дикие образы, страшные картины. И расстройство воображения усилилось еще более с весны 1828 года, когда после сильного испуга у нее открылись эпилептические припадки. Магдалина между прочим откровенно созналась в своей ненависти к отцу, который, по словам ее, обращался с ней слишком жестоко.
    Но ежели все обнаруженное до сих пор подтверждало рассказ Магдалины и служило к обвинению Ивана Мурра, то ответы при допросах свидетелей и самого обвиненного начали бросать совсем другой свет на это запутанное дело.

Из допросов обнаружилось:
1. Что носовые платки, найденные в ящике у Анны, кроме принадлежавших собственно ей, достались ей от первой жены Ивана Мурра, от его и ее матери. Кроме того свидетели совершенно подтвердили показание Анны о том, от кого она получила в подарок те самые платки, которые, по словам Магдалины, будто бы принадлежали умерщвленному еврею.
2. Что серебренная запонка была подарена ей девицей Екатериной П..., когда Анна Мурр служила в приходе Р..., будучи еще не замужем.
3. Что Анне Мурр в тоже время были подарены обе ленточки вдовою пастершей Л... в Р...
4. Что Анна Мурр еще в молодости променяла (близ Весильгофа) передник на шелковую материю, а обрезки шелковой материи остались у нее от платья, которое сделала она из этой материи.
5. Что кусок нанки, найденный у нее, есть остаток от жилета, который Мурр сшил год перед этим для какого-то инвалида, и что посеребренные пуговицы куплены были Мурром в Вендене для платья этого же инвалида, но пуговицы эти не понравились инвалиду и остались таким образом у Мурра.
6. Что Мурр купил в Ведене в лавке купца Н... плетеные из гаруса пуговицы.
7. Что особенно наводившие подозрение коробочка из папки и дорожный погребец с зеркальцем были украдены Анной Мурр за 13 лет перед этим, в приходе Р..., у пастора Л..., но пастор, которому эти вещи принадлежали, из человеколюбия не хотел тогда преследовать за это похищение.
8. Что лист почтовой бумаги взят был ею у того же пастора, а большие листы тонкой, оберточной бумаги были действительно подарены ей торговцем евреем.
9. Иван Мурр объявил, что все три сапога принадлежат ему, и для доказательства этого при судьях надевал эти сапоги себе на ноги.
10. Иван Мурр не отпирался, что окровавленный и изношенный жилет принадлежит ему, и объяснил, что он употреблял его вместо лоскута для компресса при сильных кровотечениях, что по исследованию оказалось вполне справедливым.
    Все это сильно поколебало веру в показания Магдалины, но она не отказывалась от своих показаний и продолжала уверять и клясться, что откроет могилу еврея. Упорство Магдалины казалось необъяснимым, особенно после единодушных показаний свидетелей, что отец ее вовсе не был к ней строг, и что гораздо чаще доставалось от матери, которая учила ее грамоте. Откуда же такое ожесточение, такая ненависть этой девочки к отцу? Судьи решительно встали в тупик.
    Одно упорство Магдалины и ничем не подтверждаемые обвинения не могли служить поводом к продолжению следствия, притом Магдалину нельзя было признать доносчицей, ибо закон не принимает никаких доносов детей на родителей. Суд уже готов был совсем оставить следствие, как вдруг он получил донесение от рамельсгофского лесничего, что с наступлением весны после первой оттепели, действительно открыта им на самом месте, где производились зимой разыскания, небольшая могила, осевшая всем своим объемом.
    Ему приказано было тщательно описать положение этой могилы. И показания Магдалины совершенно сходствовали с описанием лесничего. Тогда суд снова отправился в Яунвельмер. Могила была найдена по описаниям Магдалины и лесничего. Острым железным прутом удостоверились, что в глубине ее точно лежали кости.

По сути на данном этапе нет никаких реальных материальных доказательств против Мурра. А могилу все же указала не Магдалена. Она дала описание, которое, возможно, подходило под множество других мест в лесистой местности.

Могилу вскрыли и кости были найдены, но только не человеческие, а лошадиные кости и ребра. И нигде на всем пространстве поля не отыскано ни малейшего следа человеческого трупа.
    Такое важное открытие решительно доказывало несправедливость рассказов Магдалины и невинность ее родителей, которые были тотчас освобождены. Но поведение Магдалины, причины, побудившие ее обвинять отца в таком страшном преступлении, лжесвидетельствовать против него, - все это оставалось тайной, предметом психологического исследования. Ложь - или обдуманное средство в достижении какой-либо цели, или признак слабоумия человека, который уверен, что его ложь никогда не откроется, и не предвидит вредных последствий своей лжи.
    Но какой цели могла достигнуть Магдалина, обвиняя отца в убийстве? Ненависть ее к отцу, по показанию свидетелей, не имела никакого основания. Итак, в этом случае у ней не могло быть никакой преднамеренной цели. С другой стороны, ее вовсе нельзя было назвать слабоумной; напротив, она обнаруживала ум и сметливость, замечательный для своих лет. Когда, после допроса свидетелей, ее уличили в несправедливости ее показаний касательно вещей еврея, она оставалась при своем мнении и отвечала судье, что эти вещи могли в самом деле достаться ее матери, так как она рассказывает, но что это нисколько не уничтожает возможности, чтоб и еврей имел у себя точно такие же вещи, и подтверждала, что она видела эти вещи у него.
    Такая запутанная ложь и упорство в ребенке не могли не обратить на него особенного внимания судей. Во время следствия судьи несколько раз повторяли Магдалине вопросы: "не снилось ли ей что-нибудь похожее на то, что она рассказывает об убийстве еврея? Не слышала ли она какой-нибудь подобной повести, которую теперь принимает за действительность?" Отец и мать предлагали ей те же вопросы, умоляя ее признаться, что понудило ее к обвинению их? Но Магдалина ничего не отвечала на эти вопросы, и загадка оставалась не разрешенной.
    Но из разрытой могилы, в которой лежали лошадиные кости, должен был выйти свет, ярко озаривший все это запутанное дело.
    Когда рассказали Магдалине, что рамельсгофский лесничий отыскал ту саму могилу, на которую она указывала, и что в этой могиле не нашли ничего, кроме лошадиных костей, казалось, будто бы вдруг с глаз ее спала повязка. И в эту минуту все очистилось в ее памяти. Она вскрикнула от радости и призналась с совершенным чистосердечием, что точно отец ее не виновен, что рассказ его об убийстве еврея, которого он был свидетелем, так сильно и ярко врезался в ее воображение, что ей казалось, будто она все сама видела в действительности, и что теперь она точно вспомнила, что в этой могиле лежит зарытая лошадь, принадлежавшая крестьянину из Пальтымани, которую лечил ее отец, и что когда она издохла, он разрубил ее на части и с помощью хозяина зарыл в яму.
    Из дальнейших допросов оказалось следующее: Иван Мурр, 10 лет назад тому, когда еще жил в весельгофском имении, должен был, по приказанию управляющего мызою, присутствовать при следствии в доме, где были похищены вещи евреев-торговцев. Хозяева этого дома напали врасплох на остановившихся у них евреев, под предводительством саперного солдата, который между прочим выстрелил в одного из евреев и ранил его. Похищены были платки, ленты и разные материи. Мурр часто рассказывал это происшествие (в котором если не было убийства, то все таки дело обошлось не без крови) в присутствии Магдалины, и в то время, как зарывал лошадь, это же самое рассказывал он хозяину лошади, а Магдалина была тайной свидетельницей этого.
    Нападение, евреи, товары, кровь, разрубленное мертвое тело лошади, могила - все это смешалось и перепуталось в юной душе ее, и из всего виденного и слышанного ею в голове ее постепенно образовалась фантастическая, кровавая сказка, в которой она была вполне убеждена.
    По прекращении следствия, Магдалина была наказана соразмерно ее возрасту. Из опасения, чтобы гнев родителей за перенесенные ими от дочери тревоги и страдания не имел для нее дурных последствий, как это часто случается, ее удалили на время от родителей. Пастор Л... из Р... взял ее к себе и только после полугода, по желанию родителей и ее собственному, она снова возвращена им.

Из остзейской газеты "Innland".

Вообще, это очередь интересная тема насчет достоверности детских воспоминаний. Дети очень внушаемы, и свои фантазии или какие-то истории, отложившиеся у них в памяти с искажениями, они воспринимают как реальность. Трудно их обвинить во лжи, так как виной этих лживых воспоминания всего лишь особенности детской психики.

Дети всё принимают всерьёз. Они чисты и непорочны.
И мысли и чувства у них настоящие.
Они ещё не умеют врать и у них всё по правде.
Со временем они научатся врать и скрывать свои чувства, и тогда будут лавировать по жизни между правдой и враньём.

Очень интересная история, так и просится для экранизации. Только я бы Анну сделал мачехой Магдалины.

из "Независимого психиатрического журнала" за 1991 год

Н.П. Бруханский

О психическое заразительности.

Случай психической эпидемии в Московской губернии в 1926 году.

    В 33 верстах от Москвы, в дачной местности в деревне Верее, в семье с средним достатком, у крестьянина, работающего пильщиком на Люберецком заводе, 31 января играют свадьбу.
    Сын, 21 год,числящийся на допризывной подготовке, раньше в течение 5 лет шорник на фабрике в Москве, женится на своей однолетке, ткачихе с фабрики "Спартак", из крестьянок смежного с Вереей села Быкова.
    Вышли из Церкви. Стали обводить невесту вокруг заложенных саней. Лошадь неожиданно упала...
    Дурной знак...    Но... у невесты под пяткой пшено, у остальных - у кого сучок, у кого луковица в кармане.
    Ничего не сказали, отправились все в дом к молодому. Стали пир пировать, свадьбу гулять. Молодых кормили, как водятся, в отдельной комнатке -  каморке без дверей, отгороженной здесь в избе, - никто не должен был входить. Пьяный отец ударился в амбицию, что дочка не хочет его впустить, уехал, даже не простился.
    На следующий день, в понедельник утром, отец молодой приехал звать их к себе. Выпили, закусили. Затем он уехал и снова уже приехал за ними в половине четвертого, со своим братом, дядей молодой.
    Привезли курицу... Сели за стол, собрались гости - верейские, быковские. Стали пить, пили много, молодая -  только чай.
    Отец вспомнил вчерашнюю обиду, начал Нюшу бранить: " Ты мне не дочь, я тебя не отец, чтобы твоя нога у меня в доме не была", -  выругался матерно. Нюша в слёзы.
    Неладно... "На свадьбе ведь всегда дух тяжёлый..."
    Быковские стали уезжать... Молодая, всё ещё плача, пошла переодеться в чулан, затем вернулась к себе в каморку. Вдруг взвизгнула, упала, стал "кричать на голоса", визжать, рвать на себе волосы, новое платье на груди, биться...    Вслед за новобрачной упали в припадке со смехом, чередующимся с плачем и визгом, две молодые золовки и стали "ломаться".
    Все растеряны, плачут, бранятся. Молодой застыл посредине комнаты. Хозяйка дома причитает, охает и держит кукиши (так порча не берёт!).
    В этот момент приоткрывается дверь, и у порога в сильном припадке (четверо не могли удержать) бьётся 23-летний деверь.
    Колдун!... Нечистая сила!...
    Васька, гармонист, срывается с места и бежит. Хозяин дома, чтобы не выпустить колдуна, втыкают в дверь нож с вилкой.
    Сидящая за столом молодая полька, вдова, недавно вышедшая замуж, тоже падает и начинает биться. Все знают, что она давно испорчена -  "не могла иметь греха". "Бабушка" ей сказала, что она испорчена на 3 года, а через три года, она, когда порча пройдёт, будет способна "иметь грех", а пока, чтобы присушить мужа, заставляла её подмешивать в еду ему засушенные месячные крови и прибавлять к питью обмывную воду с половых органов трупа.    Вслед за ней начинается трясти и её молодого супруга.
    Молодой, стоявший всё время в каком-то оцепенении, неожиданно пришёл в сильное
возбуждение. Начал плакать, размахивать кулаками, лез драться. Так как никто из оставшихся гостей не уходил, а сказать "прощай" нельзя (колдун может уйти!), то он стал за шиворот выталкивать посторонних. Деверь, придя в себя, рассказал, что, усадив в сани быковских, он, возвращаясь в избу, увидел, как из трубы вылетели три чёрных человека, один из них крикнул ему: "сегодня тебе последний день жизни".
    Вскоре стали стихать и остальные, кроме молодой. Она билась до 2 часов ночи. Покрывали скатертью из-под молебна, на шею клали образок, но она с каким-то особенным остервенением, хрипом, визгом и бранью его себе сбросила. Побежали за девятичасовой, затем встречной водой, затем святой.
    "Кричит, гремит в горле, не глотается, воздух идёт тёплый, а когда дали воды - холодный пошёл". Окуривали ладаном, кропили водой...
    И когда ничего не помогло, побежали за "лекарем" Шуркой. Он лечит всех тем, что наговаривает воду с вином, которую даёт пить больным, и отчитывает их по какой-то особенной книжке, которую никто никогда не видел, "Цветник" и "Чёрной и белой магии", хотя он сам и неграмотный, читать и писать не умеет. Лекарь дал больным "изговорной воды" и держал их за безымянные пальцы, строго спрашивая: "Кто, кто?" Все сказали - "черный", а молодая сказала - "родной".
    Многие подумали об её отце и дяде. Да и поведение дяди и его жены и внушало подозрение. Всем показалось странным, что когда случился припадок, они не подошли к молодой, а сидели в сторонке. О тетке же вообще говорили, что она знает всякие "штуки" и даёт советы, как сделать, чтобы "греха не было" - "когда мужчина помочиться, то надо в этом месте в землю воткнуть булавку, и тогда он не может иметь греха; или воткнуть булавку в простыню - это тоже действует".
    Лекарь сказал, что на молодую навели сильную порчу,если бы он захотел сказать, он мог бы сказать, кто портит - он знает, но боится, что их убьют.
    Вечером, когда припадки ещё продолжались, мать с молодым, взявшим фонарь, направились за надобностью. Вышли в сенцы... Темно, дрожь, страшно...  Она охает, причитает... шум, свист... неожиданно выбивает из рук молодого фонарь... Оба мечутся, мать орёт, коровы прыгает, мычит...
    В два ночи молодая отошла. Все заснули.
    На следующий день в 4 часа, как и накануне, все сидели за столом, пили чай. Вдруг деверь затих, затем упал и начал биться. Мать молодой, указывая на него, сказала: "вот, Нюра, и ты также вчера билась". Дочь посмотрела, ахнула, упала и судорожно забилась. Следом за ними упали золовки. Плач, смех, визги, крики... В это же время в соседней избе билась вчерашняя гостья, молодая полька. Опять стали "врагов отшивать" -  окуривать, кропить водой и так далее. Снова был приглашён Шурка Лекарь. Он сказал, что молодая "испорчена пуще других" и объяснил, что этими припадками он лечит, так как время них порча выходит. Дал наговорной воды, все пили, а молодая не брала. Все вскоре отошли, кроме молодой, которая билась до самой ночи.
    В Верее и Быкове только и толков, что о порче. Главное, знать хотят, кто колдун. Быковские, чтобы проверить, действительно ли дядя колдун, сидя в чайной и увидя его на дороге, воткнули вилки в столы - "если он, то так не войти". Дядя походил вокруг и не вошёл. Подозрение усилились.
    В среду сидели за столом, играли в карты; около четырех настроение у всех - "ждёшь как малярию", стали позевывать...Ровно в четыре у золовки вдруг онемели руки, она упала, стала биться, визжать, выкрикивать. За ней молодая, как-то странно сперва захохотала, потом заплакала, упала и судорожно забилась, за ней деверь и младшая золовка. Позже всех опять отошла молодая, но в этот раз всё-таки биласть недолго.
    В четверг, тоже около 4, припадок случился только с молодой, продолжался с полчаса. В пятницу же вечером она даже и не упала, а только - "что-то навалилось", поплакал, посмеялась, немного подёргалась и всё прошло.
    В субботу Нюша вышла на работу. Чувствовала только слабость.
    После этого припадков ни с кем больше не случалось. Только Васька-гармонист не смог больше работать. Слабость и немота в руках недели три держались. Так и с завода уволили. Да на масляной (8/3), когда у отца молодой все и молодая, выпили, дядя, зашедший первый раз после свадьбы, просил прощения, и она его, несмотря на отговоры мужа и матери, простила, с ней после ухода случился припадок. Она легла в постель, хохотала, плакала, её ломало. Молодой рассказывает, что в этот раз дядя пытался и его испортить, пропустил из-за этого два поезда, все не хотел уйти, но ему не удалось
"словить", - он его перехитрил. И через полтора месяца, когда мы видели молодого в последний раз, он грозил дядю убить.
    Это происшествие надолго взбудоражило население Вереи и Быкова. "Такого происшествия и не запомним...", говорит председатель верейского совета, который, когда "началось", тоже пришёл и "сам видел". Толки, пересуды, предположения... Только и разговоров, что о порче и о колдуне. Мистическое  любопытство, преклонение перед нечистым и вместе с тем какая-то гордость, что "у них"...
    К врачу отношение даже несколько враждебное. На дворе мальчишки кричат ей вслед  - "ну, чего ты понимаешь. Врёшь всё". "Ну, вот, пошли мы с Нюшей на второй день после припадка к докторша, дала "аверьяновых", ну, разве супротив этого поможет". На наш вопрос, почему же они в таком случае не пригласили священника, молодая, при общем, видимой, одобрении, ответила: "Почему же мы будем делать как-то особенно от других, когда в таких случаях зовут смыслящих в этом". Один из самых толковых и передовых людей села, присутствовавший на свадьбе и эпически повествовавший нам об "истериках",
закончил свой рассказ так: "всех отчитывал. Это всё же явление - человек пришёл и отчитал. Знаешь, что вот случается, - не своим голосом кричит, а потом перестаёт. Это не нашего ума дело. Отчего сапоги разваливаются - знаю, а отчего это бывает - не знаю. А ты книгу "Цветник" видал... там все сказано". Одна комсомолка, делегатка от женщин-работниц, подруга молодой, на все вопросы ответила незнанием, явно уклоняясь от разговора. На фабрике "Спартак" работницы указывают пальцем на дочь-барышню дяди и
говорят - "вот она колдунова дочка".
    Такова несложная история верейской психической эпидемии. Несмотря на банальный характер истерических судорожных припадков, верейские эпидемия имеет свой глубокий смысл и заслуживает большого внимания. Она позволяет поставить целый ряд вопросов большого принципиального значения в области социальной психопатологии.



ЗЫ Во вложении полная статья. Там, дополнительно, еще характеристики некоторых участников, также взгляд психиатра на проблему. Интересны ссылки на похожие случаи в истории.

Вся психопатия тут крутится вокруг бракосочетания, которое в те времена, конечно, имело куда большее социальное значение, чем сейчас. Для женщин, по условиям времени и места, вообще абсолютное.

Просматривая статистику и статью о смертельных случаях по неосторожности в Империи за 1854 год наткнулся на абзац:"В Якутской области застрелились каким-то образом из луков Якут и мальчик."

Какие идеи, что и как произошло? Что-то плохо представляю, как из лука застрелиться...


И еще загадка: от этого в 1854 году погибло 57 человек (16 мужчин и 41 женщина). Сейчас так не гибнут. Попробуйте без интернета угадать эту причину?

Цитата: RI_hist от 08.01.2023, 21:55Просматривая статистику и статью о смертельных случаях по неосторожности в Империи за 1854 год наткнулся на абзац:"В Якутской области застрелились каким-то образом из луков Якут и мальчик."

Какие идеи, что и как произошло? Что-то плохо представляю, как из лука застрелиться...

Охотничьи самострелы, может быть.

Цитата: Demetrius от 08.01.2023, 22:52Охотничьи самострелы, может быть.

Это что, типа, механизм, который крепится на дереве? Так он там и должен остаться, где прикреплен. Нет? Тогда это не каким-то образом застрелились, и в отчете бы указали... Хотя, кто их, этих чиновников и писарей, знает, может ошиблись.

Цитата: RI_hist от 11.01.2023, 13:47Это что, типа, механизм, который крепится на дереве? Так он там и должен остаться, где прикреплен. Нет? Тогда это не каким-то образом застрелились, и в отчете бы указали... Хотя, кто их, этих чиновников и писарей, знает, может ошиблись.

Составитель отчета мог в глаза не видеть такого охотничьего приспособления(и не находиться на месте происшествия). Ему доложили, он написал как понял: "из луков".

Цитата: Alina от 21.09.2022, 11:52Вообще, это очередь интересная тема насчет достоверности детских воспоминаний. Дети очень внушаемы, и свои фантазии или какие-то истории, отложившиеся у них в памяти с искажениями, они воспринимают как реальность. Трудно их обвинить во лжи, так как виной этих лживых воспоминания всего лишь особенности детской психики.

Случайно встретилось в интервью крупного детского психолога Жана Пиаже:

Пиаже: Конечно. Вы спрашивали меня о моих претензиях к фрейдизму. Я испытываю крайнее недоверие к тем детским воспоминаниям, которые используют фрейдисты, поскольку я верю, что они сильно реконструированы, и я докажу Вам это.

Пиаже: Итак, у меня было детское воспоминание, которое, будь оно истинным, стало бы восхитительным, потому что относилось к возрасту, когда дети еще не имеют воспоминаний. Я находился в коляске, няня вывезла меня на улицу и повезла вниз по Елисейским полям. Там меня попытались похитить. Некто попытался выкрасть меня из коляски. Ремни удержали меня внутри коляски, а няня подралась с похитителем, который расцарапал ей лицо. Могло бы случиться и кое-что похуже, если бы не появился полицейский. Я вижу его, как будто это случилось вчера, это было в то время, когда они носили такие маленькие шапочки, и у него была маленькая белая палочка. А похититель убежал. Вот такая история. Ребенком я прекрасно помнил все обстоятельства этой попытки похищения. Много позже - мне было лет пятнадцать - мои родители получили письмо от няни, которая исповедалась, чтобы получить отпущение всех своих грехов. Она писала, что выдумала всю эту историю, и сама расцарапала себе лицо, и теперь хотела бы вернуть часы, подаренные ей в благодарность за ее мужество. Другими словами, мое воспоминание ни на йоту не было истинным, но я помню об этом чрезвычайно живо до сих пор: я могу показать Вам точное место на Елисейских полях, где это случилось, и все в мельчайших подробностях помню.
Брангье: Но в действительности это не более чем выдумка?
Пиаже: Я, должно быть, слышал об этом в возрасте семи или восьми лет. Должно быть, моя мать рассказывала кому-то о попытке похищения. Я слышал эту историю, возможно, слышал, как она рассказывает ее кому-то шепотом - ведь вы не рассказываете ребенку, что его пытались похитить, потому что боитесь расстроить его. В любом случае, я услышал эту историю и реконструировал образ - настолько яркий, что даже сегодня он кажется отражением того, что я в действительности пережил.
Брангье: Он был в Вашей памяти?
Пиаже: Да. Теперь предположим, что память была истинной, что в действительности все произошло так, как описывала няня. По-прежнему это будет не непосредственным, но реконструированным воспоминанием с помощью того, что я услышал позднее. Поэтому я очень скептически отношусь к детским воспоминаниям. Мне известно, что способ, которым дети реконструируют свои воспоминания, или взрослые реконструируют детский опыт, может быть полезен в психоаналитическом смысле. Но, тем не менее, я не думаю, что это непосредственные воспоминания, я вообще не верю, что существуют непосредственные воспоминания, они всегда в большей или меньшей степени основываются на логических выводах.
Брангье: Но если бы я был психоаналитиком, я, вероятно, мог бы возразить, что психоаналитический опыт, помимо тех искажений, которые вносит вся последующая жизнь, содержит еще и непосредственное воспоминание, переживание случившегося события самого по себе, сквозь феномен трансфера и так далее. Вот и ответ на вашу критику.
Пиаже: Нет, то, что эта операция дает вам - индивидуальная репрезентация опыта, а не точное воспроизведение прошлого. И мне кажется, Эриксон - неортодоксальный психоаналитик, однако, один из немногих, с кем я целиком и полностью согласен, сказал, что прошлое реконструируется как функция настоящего в зависимости от того, в какой степени настоящее объяснимо прошлым. Это взаимодействие. Таким образом, для ортодоксального фрейдиста поведение взрослого человека детерминировано прошлым опытом. Как вы узнаете о прошлом? Вы знаете о нем из воспоминаний, которые представляют собой реконструкцию в определенном контексте, и это контекст настоящего, и представляющий собой функцию настоящего.

Процесс по обвинению двух мальчиков в убийстве. (из Журнала Министерства Юстиции за 1860 год. том 6.)

В курфюршстве гессен - киссельском, при подошве Зиллингвальда, в пустынной и бесплодной местности, лежит деревня Зорга. Из этой деревни в конце июня 1856 года вышли два мальчика, Генрих Вольгемут, 10 лет и 4 месяца, и Адам Гейнц, 9 лет и 10 месяцев, чтобы собирать милостыню в деревнях по Фульде и Гауне. Первый из них нёс на спине четырёхлетнюю сестру Анну Варвара Вольгемут,жалкое и больное дитя, которое не было в  состоянии ходить. Он взял её с собой может потому, что дома некому было за ней смотреть, или же с целью возбуждать сожаление. Около двух недель дети бродили уже дети собирая днём милостыню проводя ночи в конюшнях и на сеновалах, когда мать Генриха Вольгемута послала  за ним свою семнадцатилетнюю дочь Анну Катерину Вольгемут. Это последняя встретилась в Каспергаузене с Гейнцом и узнала у него что её брат также в этой деревне. На вопрос о маленькой сестре Гейнц ответил: "она всё ещё у твоего брата на спине". Вскоре затем Анна Катарина находит своего брата, но без ребёнка. Генрих Вольгемут говорит, что
ребёнок умер и лежит на кладбище, но на каком - он не знает. После дальнейших расспросов, он уверяет: "что в Минсгаузене взяла у него ребёнка какая-то женщина с тем, чтобы доставить его матери". Потом он показывает, что он оставил его в Керспенгаузене. Но его слова не подтверждаются. Тогда наконец он объявляет: "что ребёнок лежит около Германшпигеля в воде, куда его бросил Адам Гейнц".
    Спустя несколько времени Анна Катеринина Вольгемут, уже со своим братом, встречает в Бейерсгаузене снова Адама Гейнца, который теперь обвиняет Генриха Вольгемута в совершении убийства. Но этот последний со своей стороны настойчиво сваливает вину на Гейнца.
    Когда затем мать Адама Гейнца посылает за ним свою семнадцатилетнюю дочь, он тотчас отвечает на её вопрос, что они сделали с ребёнком: "не я сделал, а Вольгемут. Гейнц также говорит своей матери, что он объявил о случившемся бюргермейстеру в Германшпигеле, но это показание оказывается несправедливым.
    При таких обстоятельствах, как на Генриха Вольгемута, так и на Адама Гейнца падает подозрение в убийстве Анны Варвары Вольгемут. Оба мальчика подвергаются аресту и над ними производится следствие.
    Адам Гейнц, не противореча всему тому, что он говорил своим домашним, представляет дело в следующем виде:
    "В понедельник 7 июля около полудня, когда мы шли из Оденсаксена по направлению к Германшпигелю, Вольгемут сказал мне: "я скоро отделаюсь от ребёнка; мой горб совсем разболелся, я устал, чтобы таскать его долее, я брошу его в Гауну". Он повторял это несколько раз. Я сказал ему: "ты не смеешь это сделать". Мы пришли к мостику, ведущему через Гауну. Я шёл впереди Вольгемута, который остановился на мосту и сказал: "я его теперь брошу". С этими словами он снял ребёнка со спины и поставил на мост. Дитя билось и кричала: «Ах, Геннерхен, Геннерхен, пусти меня». Я закричал Вольгемуту: оставь его, а между тем высматривал, нет ли вблизи помощи. Вдруг услышал: бух, и когда оборотился в ту сторону, где стоял Вольгемут, то дитяти уже не было более. Вскоре затем его голова показалась из воды, но не надолго, течение унесло его. Я громко закричал, Вольгемут же оставался на мосту, не говоря ни слова. Я сказал ему, проходя мимо: ведь ты убийцы и попадёшь навсегда в кандалы. Тогда он сильно покраснел.
    Адам Гейнц вёл себя при этом рассказе, как значится в протоколе, совершенно открыто, не возбуждая никакого сомнения в справедливости своих слов.
    Генрих Вольгемут отрицая справедливость слов Адама показывает следующее: "В понедельник утром шли мы из  Оденсаксена к  Германшпигелю. Около полудня мы были у моста, ведущего через Гауну; Гейнц шел впереди, а я за ним. Гейнц пошёл далее, а я, перейдя через мост, сел на конце его у воды, чтобы отдохнуть. Тогда Гейнц возвратился назад, сказал: "ты никогда не получишь ребёнка назад", взял его у меня со спины, понес его на середину моста и оттуда бросил через перила в воду, вниз по течению реки и побежал по направлению к Оденсаксена. Я между тем сидел спокойно и ждал человека, который шёл из Германшпигеля и который по моей просьбе пытался вытащить ребёнка из воды шестом, лежавшим по близости на лугу. Ребенок сначала пошёл вниз, потом поднялся наверх и проплыл до куста, где он снова исчез из наших глаз. Этот человек из Оденсаксена, он живёт в ряду домов у трактира, я был уже несколько раз в его доме и просил у него милостыни, но его имени я не знаю. На нём были клетчатые панталоны, суконная куртка и круглая фуражка. У него рыжая борода; Гейнц сказал мне потом, чтобы я ничего не говорил о случившемся моей матери. Он не сказал мне зачем он бросил дитя в воду; но я думаю, что он не хотел, чтобы я с ним более таскался.
    Вольгемут показал при допросе присутствие духа. Он сначала плакал, а потом старался, очевидно насильно, как говорит протокол, выжать из глаз слёзы. Когда затем потребовали от Генриха Вольгемута, чтобы он отыскал в сопровождении суда дом того человека из Оденсаксена, который по его словам пытался спасти ребёнка, он пошёл из трактира по деревне дом, ища дом, дошёл до мельницы и указал на неё как на жилище этого человека, приметы которого были уже им описаны. Но ни мельник, ни его работники не подошли под описание. Местный бюргермейстер объявил со своей стороны, что ни в самой деревне, ни в его окрестностях не носилось слухов, будто бы какой-то человек старался вытащить шестом из воды Анну Варвару. И так рассказ Вольгемута, по крайней мере отчасти, является не заслуживающим доверия.
    По судебному осмотру оказалось, что тропинка, ведущая из Оденсаксена в
Германшпигель, проходит через мост на Гауне. Этот мост, на которую указывает оба обвиненные как на место совершения преступления, имеет ширину рассчитанную для пешехода, и снабжён по обеим сторонам перилами. Он длиною 22 шага, между тем как Гауна под ним вдвое уже. Он возвышается над поверхностью воды на 12 футов. Гауна, текущая под мостом довольно тихо, имеет столь значительную глубину, что в ней не видно дна. Такая же глубина продолжается вниз по течению реки.
    В следствие предпринятых исследований, 22 июля под мостом между Оденсаксеном и Германшпигелем был действительно найден труп Анны Вольгемут. Врачи, которые по толстой голове, опухшему желудку и очень исхудалому телу нашли, что ребёнок страдал сухоткою, дали заключение, что его смерть последовало от утопления.

Когда обоих мальчиков привели к трупу, Адам Гейнц, подойдя к Вольгемуту, закричал: "ну, вот посмотри что ты сделал". Вольгемут отвечал: "он также это сделал". Затем они начали спорить и угрожать друг другу.
    Когда увели Гейнца и стали уговаривать Вольгемута открыть истину, то он, стараясь выжать из глаз слёзы, уверял жалобным тоном в своей невинности и сваливал вину на Гейнца, причём однако у него сорвались слова: "он также это сделал".
    При дальнейшем допросе, он показывал, и как и прежде, что Гейнц схватил у него со спины ребёнка и бросил его в воду.
    Итак оба мальчика остались при своих первых показаниях. Вольгемут старался казаться печальным, Гейнц был по-прежнему откровенен и развязен.    Что касается семейных обстоятельств и характеров обоих обвинённых, то должно заметить следующее:    Генрих Вольгемут, родившийся 10 марта 1846 года, евангелического исповедания, сын поденьщика Якова Вольгемута и его жены, Анны-Катерины, урождённой Ванк. Семейство, состоящая кроме родителей из семи большею частью несовершеннолетних детей, живёт в крайней бедности. Жена Якова Вольгемута говорит: "я столь бедна, что принуждена прибегать к милостыне, потому что одна работа моих рук не в состоянии пропитать детей". Ее муж и двенадцатилетний сын сидят в рабочем доме за воровство и это обстоятельство уже могло бы лишить семейство доброго имени.    Адам Гейнц, родившийся 3 сентября 1846 года, также евангелического исповедания, сын умершего кузнеца Николая Гейнца и его жены Анны-Марии Гутберлет. Вдова со своими детьми живёт также в бедности, но её семейство пользуется лучшею славою.
    Деревенский учитель Дитцель, у которого спросили его мнение об обеих мальчиках, показал следующее:
    "Генрих Вольгемут из дурного семейства и испытанный во всём худом. При небольших способностях и частом непосещении школы, в следствие бесполезного шатания, он остановился на низшей ступени развития. При почти совершенном отсутствии религиозного чувства у его родителей и проистекающем оттого дурном воспитании детей, в груди этого мальчика почти подавлен зародыш всякой нравственности и религии. К тому же с самого раннего детства в нём развилась склонность к лености, краже, лжи и отвращение к откровенному признанию в истине. Ни ласковые слова, ни серьёзные угрозы не производят на него никакого действия. Адам Гейнц от природы живой мальчик, с довольно значительными способностями; он подавал надежды, что из него выйдет порядочный человек. В следствие крайней бедности своей матери он должен был издавна искать себе хлеба у дверей добрых людей. Частое непосещение школы в соединении с небольшим прилежанием и рассеянностью
было причиной, что его познания весьма ограниченны. Когда он сделает что-нибудь худое, то его нетрудно довести до признания. Вообще нельзя сказать ничего дурного о его нравственности. В нём есть религиозное чувство. Я думаю, что Генрих Вольгемут виновен в совершении преступления. Если бы его совершил Адам Гейнц, то он уже признался бы".   
    Бюргермейстер со своей стороны также показал следующее:
    "Вольгемут совершенно испорченный мальчик, равно как и все его семейство, которое постоянно занимается воровством. Гейнц гораздо прямее, откровеннее и имеет добрый нрав; его семейство ведёт себя безукоризненно".
    Впоследствии деревенский учитель дал ему следующий отзыв:
    "Адам Гейнц знает текст 10 заповедей и евангелическо-христианского символа веры. Онзнает, что нарушение заповедей, в особенности же заповеди "не убий" влечет за собой наказание пред Богом и людьми. Ччто же касается Генриха Вольгемута, то он запомнил только некоторые заповеди. Должен также предполагать, что он не вполне сознаёт виновность убийства".
    Медицинский советник доктор Виганд, присутствовавший в качестве эксперта при прениях в суде присяжных, заявил об обвиненных мнение, несколько отличное от мнения учителя Дитцеля.
    "Вольгемут имеет более острый ум, нежели Гейнц. В физическом отношении они оба развиты. Умственное их развитие соответствует их возрасту".
    Мать Генриха Вольгемута показала, между прочим, что сын её взял свою маленькую сестру и пошёл собирать милостыню без её позволения и против её воли. Но Генрих Вольгемут, отрицая показания своей матери, утверждал, что она приказала ему вместе с сестрою собирать в окрестностях милостыню.   
    При дальнейшем производстве следствия было открыто несколько человек, видевших обоих мальчиков 7 июля, т.е. в день совершения преступления, а именно:
    В этот день около 9:00 утра четырнадцатилетний мальчик Иван Рибеншталь, возвращаясь из Мауэрса, в Мюзенбах, увидел при входе в свою деревню двух мальчиков, сидевших на камнях. У одного из них было на спине маленькое дитя, казавшееся весьма жалким и измученным. Предполагая, что мальчики худа обращаются с этим ребёнком, Рибеншталь стал их в том упрекать. На это несший ребёнка отвечал ему: "да, мы его били, хочешь ты посмотреть? один бил, а другой держал на спине". С этими словами он поднял рубашку ребёнка и показал его спину, покрытую красноватыми рубцами. Другой мальчик при этом молчал.
    При очной ставке свидетель указал на Вольгемута, как на мальчика, несшего ребёнка, и на Гейнца, как на его спутника.
    Вольгемут признаётся, что он действительно показывал свидетелю спину сестры, которая была покрыта красными пятнами, но утверждает, что эти пятна произошли от ударов, нанесённых его матерью за то, что она не хотела с ним идти. При очной ставке с матерью он отказался от этого показания.
    Гейнц со своей стороны утверждает, что Вольгемут указывая свидетелю на пятна, сказал: "я его бил", и говорит, что Вольгемут во время дороги обращался с ребенком весьма "гнусно" и бил его прутом до того, что вся его спина покрылась рубцами.
    В этот же день около полудня шла по дороге из Герсфельда в Оденсаксен девушка Гертруда Берш. Перейдя через вышеупомянутый мост на Гауне, она увидела маленькое дитя, которое сидело в палящем солнечном зное на лугу, и в некотором отдалении двух мальчиков, которые в шутку боролись друг с другом. Она спросила ребёнка, кто его сюда посадил, не его ли мать, он отвечал: "нет". На дальнейший вопрос, откуда он и не голоден ли, ребёнок отвечал, что он из Зорги и что он голоден. Тогда Берш дала ему кусок хлеба, подняла рубашку и заметила, что ребёнок совершенно синь и до того худ, что на нём только одни кости. Она
взяла ребёнка и посадила его шагах восьми под тенью дерева. Между тем как она занималась с ребёнком, к ней подбежали два мальчика (в Гейнце она узнала одного из них). Когда она спросила мальчиков, зачем они оставляют ребёнка одного на солнечном жару, Гейнц посмотрел на неё "украткой" и отвечал: "ах, он там хорошо сидит". Берш пошла затем своею дорогою и вскоре услышала, как часы били 12.
    В это же время Генрих Манс шел по тропинке, ведущей из Оденсаксена в
Штейнклопфен, и видел на лугу двух мальчиков, около которых лежало на земле маленькое дитя. Около 3 часов он отправился на луг за Гауну. Проходя через мост он увидел тех же двух мальчиков, без дитяти, на правом берегу реки. Один из них, Гейнц, стоял у самой воды и смотрел на неё, другое же, Вольгемут, несколько дальше вверх по реке на крутом берегу. Манс подошел к ним ближе и спросил их, что они делают, на что они отвечали: "ничего".
    Вместе с тем были открыты следующие обстоятельства, предшествовавшие дню совершения преступления.
    В первых числах июля, а именно до 7 июля, мальчика Антон Гэманн из Зорги, прося милостыню в окрестностях этой деревни, встретился с незнакомым человеком, который спросил его, откуда он, и получив ответ: из Зорге, рассказал ему что двое мальчиков из его деревни бросили ребёнка в воду. Незнакомец узнал это от очевидца, проезжаго, который около Рихгофа видел, как два мальчика бросили ребёнка в Фульду; ребёнок держался за одного мальчика и кричал: "Геннер, не бросай меня в воду, я ничего не скажу дома". Затем мальчики убежали, оставив ребёнка в воде. Проезжий вытащил ребёнка из воды, посадил на
берег и потом стал за толстое дерево, чтобы поймать мальчиков. Но мальчики, возвратившись назад и схватив дитя, столь быстро побежали с ним в лес, что тот не мог их догнать.
    Вскоре после этой встречи Антон Гэманн узнал в деревне Гаттенбахе от незнакомой ему нищей, что недалеко от этой деревни она видела мальчика, который погружал голову маленькой девочке в воду. Она думала, что мальчик хочет утопить дитя и потому поспешила к нему. Когда она подошла, мальчик сказал, что он хотел только напоить его.
    В Нидериоссе рассказывали Антону Гэмману те, у которых он просил милостыни, что мальчик из Зорге бросил дитя в воду, и в то же время просили его сообщить об этом кому-нибудь из его деревни, прибавляя, что мальчик не давал ребёнку хлеба, хотя я имел полную сумку, и говорил, что ему не нужно хлеба.
    Оба обвинённых мальчика отрицают показания Антона Гэммана. Все исследования с целью разъяснить вышеприведённые обстоятельства остаются без успеха, пока суд не отправился лично в Гаттенбах, где он узнал следующее:
    Ещё в пятницу, 4 июля, многие дети из Гаттенбаха видели в поле близ своей деревне двух мальчиков, из которых один нёс на спине маленького жалкого ребёнка. Когда мальчики пришли к находившемуся в поле холму, то несший дитя снял его со спины, посадил на землю и дал ему толчок, отчего оно скатилось с холма. Восьмилетний Каспар Манс подошёл к этому мальчику и спросил его, неужели ему не жаль ребёнка, на что тот отвечал, что нет. Дитя между тем кричала: "ах, Геннерхен, Геннерхен, оставь меня". Другой мальчик стоял молча вблизи. Затем первый мальчик взял дитя опять на спину и пошёл с ним к  протекающиму вблизи ручью Гатте; придя к ручью он раздел дитя догола и бросил его в воду, так что оно упало на спину. Потом он взял шест и бил им дитя по животу и груди, как будто желая утопить его. Дитя кричала как и прежде: "Геннерхен, Геннерхен, оставь меня, я буду слушаться". Другой мальчик между тем равнодушно сидел вблизи. Наконец первый мальчик перестал бить дитя и подозвал своего товарища. Тогда они оба вытащили дитя из воды и одели. Первый мальчик взял его снова к себе на спину и понёс в деревню. Деревенские мальчики шли за ними и упрекали их, что они так худо обращаются с ребенком, на что получили в ответ: "дитя не возвратиться домой, оно будет брошено в Фульду или в Гауну". Некоторые из мальчиков говорят, что они слышали эту угрозу от того мальчика который нёс ребёнка и бил его; другие же, что они слышали её обоих. Но все мальчики единогласно указывали на Вольгемута, как на нёсшего и бившего ребёнка, и на Гейнце, как на его спутника.
    Адам Геймс подтверждает показания мальчиков о том что, Вольгемут бил ребёнка и прибавляет, что причиною этого было то обстоятельство, что ребёнок получил в деревне пироги и съел их, не поделившись с братом. Но Гейнц отрицает, что он говорил, будто бы ребёнок не возвратится живой в Зоргу; напротив того он утверждает, что он с двумя мальчиками из Гаттенбаха старался защитить ребёнка от Вольгемута.
    Когда суд спросил Вольгемут, что случилось с ребёнком в Гаттенбахе, то он отвечал: "Я должен немного подумать", и затем после довольно долгого молчания:
    "В то время, как мы отдыхали у Гаттенбахе, дитя выпачкалось с головы до ног. Мы его раздели и вымыли. Гейнц помогала мне при этом. Я его не бил и не сбрасывал с холма".   
    На основание всех вышеизложенных обстоятельств, открытых предварительным следствием, Генрих Вольгемут и Адам Гейнц были обвинены пред судом присяжных в убийстве Анны Варвары Вольгемут с заранее обдуманным умыслом.    В заседании суда присяжных Вольгемут между прочим показал следующее:
    "Когда мы были у Гаттенбаха, Гейнц старался меня уговорить бросить ребёнка в воду. Он помогал мне бить ребёнка, он бил его более меня, чтобы заставить его замолчать. Я ударил ребёнка два раза за то, что он называл меня Гейнцом (прозвище вместо Генрих). Гейнц угрожал, а не я, бросить дитя в Фульду или Гауну".
    Президент суда, с целью довести обвинённых до признания, просил учителя Дитцеля поговорить с ними о совершенном преступлении в присутствии присяжных и публики. Это мера не имела успеха. Во время прений учитель объявил, что он только что говорил с Вольгемутом перед входом в зал суда и что тот сказал: "дитя крепко за меня держалось и силилось обороняться, но у него были такие слабые ручонки". Вольгемут с своей стороны утверждал, что упоминал только о слабых рученках, но не говорил, что дитя крепко за него держалось или силилось обороняться.
    После окончания прений по-настоящему делу, присяжные 23 августа 1856 года единоглассно признали Генриха Вольгемут виновным в убийстве своей сестры Анны Варвары Вольгемут с заранее обдуманным умыслом. Что же касается до Адама Гейнца, то они освободили его от всякой ответственности.
    На основании приговора присяжных, уголовный суд провинции Фульды определением того же дня присудил Генриха Вольгемута, за совершённое им убийство родственника с смягчающим вину обстоятельством, состоящим в его малолетстве, к двенадцатилетнему заключению в рабочем доме. Не смотря на возражение защитника обвиненного, это определение было утверждено 20 ноября 1856 года верховным апелляционным судом в Касселе.
    В исполнении последовавшего приговора Генрих Вольгемут 5 сентября 1856 года поступил в исправительное заведение Цигенгайне.
    Вот что говорит духовник исправительного заведения в своём донесении о
Вольгемуте, спустя 2 года после его поступления:
    "Когда Вольгемут поступил в заведение, он стоял на самой низкой ступени умственного и религиозного развития. Он едва знал буквы. Его религиозные понятия были столь же мало развиты, как у шестилетнего ребёнка из порядочной семейства. Он нахально лгал и носил на себе отпечаток полного пренебрежения его воспитанием.
    В течении двух лет, с тех пор как он находится в здешнем заведении, умственные его силы при хороших способностях, весьма развились. По своим познаниям он стоит наравне с средним классом народных школ: он читает хорошо, пишет и считает довольно порядочно. Его познания в религии удовлетворительны: он может почти без остановки, сказать наизусть катехизис с некоторым числом библейских текстов и церковных песен, знаком с священной историей и знает содержание и мелодию известнейших церковных песен. Его поведение весьма хорошо; в нём не заметны злоба и упрямство, он уживчив и старается сохранить порядок между своими товарищами. Когда я говорю о его преступлении, он от отвечает слезами. А потому я не сомневаюсь, что при продолжении воспитания и образования в заведений из него выйдет благочестивый христианин и полезный член человеческого общества".
    К этому прибавляет директор: "Генрих Вольгемут весьма продвинулся вперёд в умственном и физическом отношениях. Если он будет продолжать идти, как шёл до сих пор, то он может быть во время конфирмирован, и тогда должно постараться выучить его портняжному или сапожному ремеслу и кроме того тканью".

Цитата: RI_hist от 16.07.2023, 13:22В следствие предпринятых исследований, 22 июля под мостом между Оденсаксеном и Германшпигелем был действительно найден труп Анны Вольгемут. Врачи, которые по толстой голове, опухшему желудку и очень исхудалому телу нашли, что ребёнок страдал сухоткою, дали заключение, что его смерть последовало от утопления.

А с мальчишками-то что сделали, не пишут?

а, поторопилась, вижу продолжение, спасибо большое

Меня впечатлило обилие посторонних лиц (свидетелей), проявлявших участие к несчастному дитя. Мир был очень добр.

Поражает фарисейство добропорядочных обитателей курфюршества Гессен-Кассельского.

Отечественный записки за 1861 год.
Рассказы из дел 18 столетия.

    26 августа 1737 года, в томскую воеводскую канцелярию явился неверстанный (безпоместный, без жалования) томский боярский сын, Алексей Мещеринов, и привел с собою двенадцатилетнюю дворовую свою девочку, Ирину Иванову. Он объявил, что "Ирина тому назад четвертый год испорчена, и есть в утробе у нея дьявольское наваждение, которое говорит ясно человеческим языком вслух".
    Воевода, майор Степан Угрюмов, постигая всю важность происшествия, приступил сейчас же к освидетельствованию девочки. В свидетелях не было недостатка. У майора в это время были с поклоном приезжие из Красноярска боярские дети, братья Степановы, ехавшие в Тобольск на драгунскую службу; еще случился поп соборный, позванный для служения акафиста. Угрюмов приказал подъячему Комарову допрашивать девочку. Ирина стояла молча перед толпою; лицо ее было неподвижно, рот закрыт. Подъячий спросил дьявола:
    - Кто ты такой?
    - Лукавый, - послышалось всем издалека ребяческим, гугнивым голосом. - Лукавый; зовут меня Иван Григорьев Мещерин; рожусь завтра, а посажен в утробу Ирины во щах(щи) девкою Василисою Ломаковою, тому четвертый год.
    - Откуда ты? - спросил подъячий.
    - Из воды, - отвечал тот же голос.
    Все присутствовавшие остолбенели. Угрюмов велел привести девку Василису и потребовал объяснения, как посадила во щах чорта в утробу девке. Василиса отперлась:"ничем девочку не портила и кто посадил ей в утробу дьявола, говорящего человеческим голосом, не ведает, и и когда четыре года назад жила с Ириною у Мещеринова, девочка не была испорчена, а за нею, Василисою, ереси и волшебства не имеется".
    Дьявольское наваждение тогда было человеческим преступлением, и девочку
отправили в девичий томский монастырь, под арест в келью игуменьи. Приставили к келье часового, а игуменье велели водить почаще девочку в церковь и смотреть за ней "накрепко". Вместе с тем воевода составил акт освидетельствования и о таком важном происшествии послал нарочного с донесением в Тобольск, в сибирскую канцелярию.
    Из Тобольска предписали воеводе: 1) Неверстанного сына боярского Алексея Мещеринова расспросить "накрепко", с которого времени девочка испорчена, сам ли он об этой девочке узнал и почему так долго не доносил. Притом узнать от томских градских обывателей: добрый ли он человек и не бывал ли прежде в каком подозрении, и нет ли за ним какого волшебства. 2) Об девке Василисе также исследовать, не бывала ли она в каких приводах (т.е. под следствием), и нет ли за ней также волшебства. 3) Обо всем донести сибирской канцелярии; а если дьявольское наваждение продолжается в утробе Ирины, то и ее и Мещеринова и Василису прислать с делом в Тобольск. В то же время сибирская канцелярия донесла о происшествии тайной канцелярии в Петербург.
    Между тем, пока сибирская канцелярия обдумывала и сочиняла свое предписание томскому воеводе, девочка Ирина еще напугала и игуменью, и часового, и воеводу.
    1-го сентября в воеводскую канцелярию явился караульный, томский пеший казак Федор Переводчиков, и объявил следующее:
    "Августа 31 дня он, Переводчиков, по приказанию томской канцелярии находился на
карауле в рождественском девичьем монастыре, в келье у игуменьи Домники Власьевой для караула Ирины Ивановой, у которой в утробе имелось дьявольское наваждение, и оный-де дьявол в вечернее время бранил его, Переводчикова, всякою неподобною м... бранью и притом же говорил: возьми де фузею, и в келью никого не пущай, я-де о том скажу на тебя воеводе господину Угрюмову, и он-де караульный на то сказал ему, что-де в твоей келье никого не имеется, и он-де дьявол говорил: я-де вижу, что под окном стоят люди, а под окном-де никого не было; а а после-де того в отдачу дневных часов по приходе в келью игуменьи Домники с келейницей Федосьею, Ирина легла на лавку и в тосках своих говорила, что-де ей приходит лихо, а оный дьявол стонал человеческим голосом с полчаса, а потом кричал громко и говорил келейнице Ирине: Ирина, прости меня; а игуменье говорил же: матушка прости, тако же и с девкой Федосьей и с матерью Федосьи Мариной, которая в то время лежала на печи, прощался же. Игуменья спросила: куда ты идешь? Дьявол отвечал: я-де иду в воду - и велел отворить двери и как-де келейные двери отворили, тогда у оной девки Ирины лежа на приставке уста широко растворились и шла мокрота и вскоре изо рта у нея появился подобно как дым и вышел из кельи в двери вон, и после того оная девка Ирина сказала им: "из гортани-де ея незнамо что вышло, подобно как ворона мокрая и дьявольского де-наваждения в утробе у нея не стало".
    Объявление солдата взволновало майора Угрюмова. Потребовали к допросу игуменью и келейниц - они подтвердили рассказ караульного. Привели опять девочку, осматривали со всех сторон, "но познать было невозможно (так доносил Уваров), имеется ли у нея дьявольское наваждение; только по вопросам христьянским оный дьявол ни в чем не отвещает".
    Тайная канцелярия, обсудив все происшествие даже с участием сената, из Петербурга предписала сибирское канцелярии:
    Мещеринова, девку Василису, девочку Ирину и мать ее, также свидетельствовавших ее в томской канцелярии, а именно: алексеевского монастыря наместника Рафаила, священника соборной церкви Прокопия Дмитриева, подъячего Петра Комарова, посадских: Петра,Тимофея и Василия Степановых, караульного казака, также игуменью Домнику и келейниц Федосью и Ирину и Федосьину мать Марину, всех вытребовать из Томска в Тобольск.
    Девочку Ирину "привесть в застенок и разспросить с пристрастием накрепко, кто ее научал таковое вымышленное дело показывать и в каком намерении и каковые из того вымысла яко бы себе пользы надеялась". А если она будет все подтверждать вымысел, "тогда поднять ее на дыбу, вместо кнута, за несовершенством лет ея, бить розгами, а буде и потом об означенном истинны и вины своей не объявит, то как она после розыску от болезни свободу себе получит, двоекратно розыскивать ею против вышесказаннаго".
    Мещеринова расспросить в застенке накрепко, почему он узнал об дьяволе в утробе девочки, и когда именно, и сам ли, "ибо по всему видно (рассуждала тайная концелярия), что об означенном вымышленно и ложно оный Мещеринов показал".
    Прочих, бывших при освидетельствовании девочки Ирины, велеть тобольскому архиерею увещевать порознь судом божьим, "объявляя им, что за вымышленные богопротивные дела нетокмо имеют быть истязаны, но и в будущем веке мучены будут, и того бы ради очищая душу свою показали сущую правду о дьявольском якобы в утробе означенной девки Ирины наваждении, с чего они умыслили показать ложно вымышленное их показание, какой пользы себе они надеялись, и кто и чем именно их обнадеживал ... и егда означенные игуменья и прочие вышеобъявленные, по увещанию, чистой повинной своей об оном не объявят, то отдать их в тобольскую канцелярию, а из той канцелярии привесть их в застенок порознь и о показании об оном обо всем истины разспросить с пристрастием накрепко... и потом обо всем изследовать накрепко же без всякого упущения, и по окончании онаго следствия об оном о всем обстоятельный экстракт переслать в тайную канцелярию, и кто по тому делу виновны явятся, тех до указу держать в Тобольске под крепким караулом".
    13 февраля  1738 года всех привезли в Тобольск.
    22 февраля несчастную девочку привели в застенок и допросили: она объявила, что "подлинно испорчена, тому назад года с три, Василисою таким случаем: попросила она Ирина у нея Василисы есть щей, и она-де Василиса налила тех щей в ставец и подала ей есть и притом избранила: трескай-де, чорт с тобою! и после того времени в третью неделю она Ирина занемогла и услышала, что в утробе у нея Ирины стал ворчать как щенком и то ворчание слышал хозяин ея, Алексей Мещеринов, и мать его, Степанида Иванова, и подлинно-де у нея Ирины было в утробе дьявольское наваждение и человеческим языком вслух говорило". Ее подняли на дыбу, посекли розгами - подтвердила все то же.
    Взялись за Мещеринова. В застенке объявил, что кто испортил Ирину не знает, потому что он в Якутске "года с полчетверти" и дома не был до 1737 года до июля месяца. Когда же возвратился домой, мать Ирины сказала ему, что ее дочь испорчена, а потом в августе месяце, как только услышал он сам, что дьявол кричит в утробе Ирины человеческим голосом, тотчас отвел ее в воеводскую томскую канцелярию и донес майору Угрюмову.

    1-го марта 1738 года составлена была духовная комиссия. Архимандрит знаменского
монастыря Генадий, протопоп первопрестольного тобольского успенского собора Матвей увещевали обвиненных:
    1) Мать девочки Марину "калмыцкой породы". Она начала так: "родом она женка Марина, какой нации и сколько числится от рождения ныне лет, за древнею своею старостию и за оскуднением ее ума, сказать ничего не упомнит". Об дочери рассказала, что когда то болела оспой, потом в огневой (в горячке), после была в расслаблении и иступлении ума, и в той болезни у нея было истечение крови из носа и безвременное стонание, и то она приписывала порче от неразумия своего, и в том приносит повинную самому Богу и ея императорскому величеству.
    2) Василиса (которая в щах влила дьявола в девочку Ирину) отвечала, что жила четыре года назад, месяцев с 10 у Мещеринова, и в то время Ирина была здорова, и на об дьяволе ничего не слыхала.
    3) Архимандрит Рафаил показал, что он при освидетельствовании девочки не был и ничего об этом не слыхал. Действительно, после оказалось, что воевода Угрюмов фальшиво на него показал. Архимандрита тотчас и отпустили.
    4) Поп показал, что он при свидетельстве девочки не был, а в это время служил в церкви обедню; после обедни он был призван к Угрюмову для отправления "акафиста", и здесь при нем Угрюмов расспрашивал девочку, и ответы, будто-бы дьявола человеческим языком слышались издалеча, а не так ясно и близко, как от уст ея самой происходило, "а он поп сам ее не опрашивал и заподлинно онаго действия, кроме действия мечтания, не признавает". А под свидетельством подписался он поп после через неделю по приводу и по принуждению воеводы Угрюмова.
    5) Томский посадский человек Петр Андреев тоже показал, что сам не свидетельствовал дьявола, а присутствовал, когда подъячий Комаров расспрашивал девочку и ничего из того за правдивое не признает и не утверждает; под свидетельством подписался также по принуждению.
    6) Посадский Тимофей Степанов объявил, что он при свидетельстве не был и не подписывался.
    7) Брат его Василий Степанов то же объявил, что Петр Андреев.
    8. Красноярского города из детей боярских новонаборного драгунского полка
каптенармусы Сухотин, Иван Леонтьев, Тараканов и Иван Алексеев Злобин объявили, что они случились в дом Угрюмова проездом, ехавши из Красноярска в Тобольск на смотр, и при них подъячий Комаров допрашивал девку о дьяволе, а свидетелями же подписались через неделю по принуждению воеводы.
    Весьма важно было показание казака, караульного при девочке в рождественском монастыре. Вот что открылось: Игуменья Домника послала сказать воеводе, что девочка от дьявола освободилась; воевода прислал разузнать обстоятельно в монастырь подъячего; тогда только казак услышал от игуменьи все проделки девочки, а сам не видел, потому что стоял далеко и так же, как и прочие свидетели, признает все за мечтание.
    Пришлось отвечать игуменье: "Когда прислали к ней девочку под караул за ту вину, что в ней сидит дьявол, она ее содержала в своей келье; с неделю спустя возвратилась она от воеводы Угрюмова, к которому ходила по своим делам, и нашла девочку у лавки; она стонала и прощалась с ней; потом сделалась с ней рвота, и она заснула, а после того объявила, что дьявол из нея вышел. И больше этого игуменья ничего не видала и не слыхала".
    Келейницы отозвались, что они тоже ничего не слыхали и не видали, потому что их и в келье не было.
    Второй допрос последовал только через месяц, 24 марта. Дыба и розги подействовали. Ирина рассказывала уже иначе:
    "Назад тому года с три была она, Ирина, больна, а в утробе у нея было ворчание,подобно как грыжная болезнь, а дьявольского наваждения в утробе у нея никогда подлинно не бывало, и означенное, что будто в утробе был у ней дьявол и говорил человеческим языком, все она, Ирина, затеяла на себя напрасно, а что на пред сего по приводе в застенок и с подъема на дыбу и с битья розгами показала она, будто испортили ее в щах девка Василиса Ломакова и то-де на нее, Василису, показала она, Ирина, напрасно же".
    Но это объяснение противоречило факту освидетельствования, произведенного Ирине в томской канцелярии, при майоре Угрюмове и посторонних свидетелях. Девочка объяснила: "когда воевода Угрюмов спрашивал дьявола: кто-де ты такой? в то время отвечала она своим языком, тайно скрывая себя, а имя дьяволу умыслила сказать Иваном Григорьевым Мещериновым, в такой силе, что хозяин ея Алексея Мещерина отец был Иван Мещерин".
    Проделку дьявола в рождественском монастыре, в кельях игуменьи Ирина объяснила следующим образом. "В то-де время, лежа на печи онаго Переводчикова (караульного) м... бранью бранила сама собою". Потом, по приходе в келью игуменьи, она все, что выше рассказала, говорила и двери отворить велела "для того, что когда оные двери отворят, то будто дьявол от нея отойдет и более в ней говорить не будет. Матери своей Марине она сказывала, что "у нея дьявольское наваждение, но мать у нея слышала только ворчание и в том утверждается подлинно". В этот раз на дыбу Ирину не поднимали и розгами не били; но 18-го июля ее опять привели в застенок. Она подтвердила второе показание. Опять на дыбу не поднимали и розгами не били.
    8-го августа снова в застенок, и уже прямо подняли на дыбу и под розгами расспрашивали:
    "Дьявольского наваждения в утробе ея подлинно не было, и человеческим языком в ней, Ирине, не говаривал, и учинила то она, Ирина, сама собою притворно скрывая себя, а каким подобием она, Ирина, то чинила, того не помнит, понеже в то время была без памяти, а никто ее на то подлинно не научал, и в том она утверждает подлинно".
    12 июля пришлось игуменье побывать в застенке. Здесь она повторила опять тоже, что и в донесении Угрюмова, и призналась, что при архиерейском увещании не сказала, за беспамятством своим и за древнею старостью, потому что ей от роду 72 года. Мокрой вороны не видала, а голос издалеча слышала. Притом еще дополнила, что к девочке приходил в монастыре с многими посторонними воевода Угрюмов и спрашивал: "скоро ли будет Илья Гречинин с казаком?" Голос с печки отвечал гугниво: "скоро будет".
    Воеводе Угрюмову, вероятно, было совестно сознаться в этом, и он утверждал, что это неправда, и он девочке таких вопросов не делал. При том прибавил, что свидетелей приглашал подписать свидетельство, потому что они действительно при этом были, но не принуждал их.
    Ирину, Мещеринова, мать Ирины Марину, Василису Ломакову, караульного казака Переводчикова, келейниц Ирину, Федосью, всех посадили в тюрьму.
    Игуменью Домнику под крепким караулом заключили в тобольском девичьем монастыре.
    Они сидели долго.
    Тайная канцелярия решила это дело только 15 марта 1739 года, почти через год. Вот и решение:
    1) Девку Ирину за ложный вымысел дьявола, в чем она в застенке с подъему и с битья розог винилась, что об оном о всем затеяла она вымысел от себя ложно - хотя она и не совершеннолетняя, однакож, за вышеобъявленныя злоумышленныя притворныя и вечнодостойныя памяти Петра Великаго указа, учинить наказанье: бить кнутом, и вырезав ноздри, сослать в охотский острог и определить ее в работы вечно по рассмотрению тамошнего командира.
    2) Девку Василису освободить.
    3) Алексея Мещерина за ложное показанье, вместо кнута, бить плетьми нещадно и послать в дальний сибирский город в нерегулярную службу.
    4) Мать Ирины за ложный разсказ Мещерину, что ея дочь испорчена, бить плетьми и освободить.
    5) С майора Угрюмова, за то, что так, как бы должно было не расспрашивать о дьяволе и о видимом уже вымышленном притворстве, о сущей правде подлежащаго следствия не производить, за ложное в сибирскую канцелярию доношение, да еще за разглашение такого вымысла, взять штрафу 300 р. и по взысканию освободить, а до указу содержать под караулом.
    6) Подъячего Комарова, за то, что он разспрашивал девочку о дьяволе, хотя и с приказу воеводы, но чинить сего не подлежало при посторонних ради соблазна и разглашения, взять штрафу 50 р., а если не заплатит, бить плетьми и освободить.
    7) Всех свидетелей, подписавших акт освидетельствования, оштрафовать с каждого по 100 р., а если платить не будут - бить плетьми нещадно и освободить.
    8 ) С караульного, за то, что он мог весьма усмотреть, что не дьявол в ней говорит, но сама собою притворно то чинила и проч., взять штрафу 100 р., а если платить не будет бить плетьми нещадно.
    9) Игуменье Домнике, за то, что она признал притворство девочки за дьявольское наваждение, следовало бы нещадное наказанье, но как по следствию оказалась, что она в престарелых летах, то за ея вину лишить игуменства и послать в братство вечно в другой дальний монастырь.
    10) Келейниц Ирину и Федосью бить плетьми.
    Всем объявить указом, под страхом смертных казней, чтоб оне впредь о вышепомянутом нетокмо никому не разглашали, но и разговоров бы о том ни с кем не имели.
    Воевода и подъячий заплатили исправно положенный на них штраф; поп, кантенармус Злобин и караульный казак не заплатили, зи что и били их плетьми.
    Игуменья Домника послана в тюменский монастырь.

                        Г.Есипов


    Автор статьи считал, что девочка шалила, что она, вероятно, случайно открыла в
себе способность к чревовещанию, или выучилась этому. Сперва вздумала попугать хозяина,
но потом попав в канцелярию к воеводе, смекнула, что дело неладно и попыталась уверить,
что дьявол вышел из нее. Но она, бедная, не знала, что из застенков так просто не выбраться.

Похоже на историю, приключившуюся с Рахелью Герц.
https://forum.criminal.ist/index.php?msg=103954
А разница обусловлена различиями между Данией начала 19 века, и Сибирью времен Анны Иоанновны.

Дело об убиении остяка Николая Кусамина.
Из журнала Министерства Юстиции за 1861 год.



    Рассказ наш о событии преступления будет походить скорее на сказку, чем на выписку из судебных актов.
    Перенесемся в леса туруханского округа енисейской губернии; там кочуют остяки Байхинской орды; по именам христиане с русскими фамилиями и названиями в официальных бумагах, но по правам и поверьям настоящие язычники. В юрте, вмещавшей в себе род Кусаминых, в ноябре 1839 года умер великий шаман Иван Кусамин.
    Родичи его в числе 11 человек мужчин и женщин совершили над ним обряд похорон и поместили труп его в так называемом лабазе, то есть гробнице из бревен, висящей на воздухе и поддерживаемой 4 столбами. Вечером того же дня внутри юрты произошли следующие события. Сын умершего шамана Николай Кусамин, сильно тосковавший по отцу, раздевшись до нага вытаращил глаза, разинул рот и с криком бросился на своих сожителей, угрожая съесть их всех.  Испуганные родичи повалили его на пол, связали его веревками, причем он бесновался и вопил, что у него вырастут зубы, и что он поест всех остяков; потом странным образом замычал и умер; потом опять ожил и опять бросился на окружавших его с ревом и угрозами, так что они опять должны были бороться с ним и вязать его. Так продолжал он умирать и оживать до 4 раз, становясь все лютей и лютей при всяком новом воскресенье.  Он до того озлился, что бросился на собственную свою мать Анну Кусамину, прокусил ей зубами парку из оленьих шкур на левом плече и проглотил вырванной лоскут с шерстью. К неописанному своему ужасу остяки увидели, что у него в самом деле вырастают 2 больших зуба наподобие клыков и убедились, что он сделался колдуном, шаманом (иными словами еретиком, как выражаются акты следствия). Восьмидесятилетняя мать беснующегося, Анна, взяв на сторону родного брата его Федора и родового старшину двоюродного брата Леонтия, передала им, что, как она слышала в молодости своей, вырастание зубов наподобие клыков значит, что тот, у кого они вырастают, уже сделался колдуном, что он будет есть людей и что от него можно избавиться только проколовши его осиновым колом и сожегши его тело. Опасность была грозная, близкая. Остяки выбились из сил в борьбе с волшебником и чувствовали, что не в силах будет будут одолевать его, когда Николай Кусамин опять оживет. По общему согласию родичи порешили заколоть кудесника осиную. Дерева осины не было вблизи. Тогда разрубили принадлежавший им осиновый челнок (ветку) и из кусков его наделали множество длинных спиц, заостренных с одного конца. Между тем успокоившийся на некоторое время Николай Кусамин опять ожил, вскочил на ноги, стряхнул с себя веревки. Когда родная мать закричала, "приколите колдуна, а то он поест вас", женщины спрятались в углу юрты, а мужчины, повалив Николая, прокололи его во многих местах насквозь спицами, тыкая их между ребер и стараясь попасть в сердце. Когда колдун совсем околел и не давал никакого признака жизни, обернули труп его парусиною и караулили в продолжение всей длинной ноябрьской ночи, боясь выглянуть из юрты и молясь богу, чтобы им как нибудь дожить до рассвета. Рассвело. Тогда остяки обвязали веревками труп, обернутый парусиной, вытащили его из юрты, положили на устроенный из деревьев костер. Сами же, бросив юрту и свои в нем пожитки, ушли на зимовье крестьянина Горохова, у которого и поселились. По совету Горохова вернулись опять к тому месту, где стояла юрта и предали земле тело великого шамана, после чего не остались там, но вернулись к Горохову, потому что боялись все таки, чтобы шаман не вышел из земли.
    По произведенному осмотру местности где был заколот Николай Кусамин, оказалось,  что в лесу стоят еще покинутая юрта, с разбросанными внутри его хозяйственными вещами. В 150 саженях от юрты виднелись следы сгоревшего костра; а в 70 саженях от костра торчал один деревянный столб, остаток лабаза, разрушенного остяками при погребении тела великого шамана. Тут же была и могилы его, усыпанное землей руками остяков, покрытая сверху множеством срубленных и набросанных деревьев.
    Такова повесть об остякском упыре, в том виде , в каком его передали крестьянину Горохову, а потом и следователю сами действующие в этой драме лица. Этих лиц было всего 10: мать Анна Кусамин ( 80 лет), Леонтий Кусамин (40 лет), Федор Кусамин (50 лет), Николай Корнилов (50 лет), сын его Алексей Корнилов (17 лет), Тимофей Чикунов (30 лет),  Иван Мондаков, Николай Мандаков (19 лет), Анисья Кусамина ,жена Федора (50 лет) и Авдотья Корнилова (40 лет). Они наивно выражались при следствие, что надеялись заслужить одобрение начальства за свой подвиг,  потому что смелым истреблением колдуна - еретика воспрепятствовали ему есть людей.
    По рассмотрении сего дела, комитет господ министров, журналом от 7 августа 1851 года,  приняв во внимание, как долговременное нахождение подсудимых остяков под судом и содержания их под стражей, так и то, что убийство Кусамина совершено имя по суеверному страху, свойственному их невежеству, и положил: наказать их только розгами 50 ударами каждого, с преданием как их, так и участвовавших в сем деле женщин церковному покаянию, но не подвергая подсудимых денежному штрафу, взыскание коего по бедности остяков весьма сомнительно.
    Государь Император соизволил Высочайше утвердить это положение комитета министров.

Сговор среди родственников.
Убийство по неосторожности.
Убили нечаянно на похоронах(поминках) и договорились врать одинаково.
Моё мнение может не совпадать с мнением других форумчан)))

Цитата: ivanes от 29.08.2023, 00:20Сговор среди родственников.
Убийство по неосторожности.
Убили нечаянно на похоронах(поминках) и договорились врать одинаково.

А зачем снимать и хоронить в земле старшего шамана? Для большего правдоподобия?
Вряд ли они пошли бы на нарушение своих обычаев чтобы избежать наказания... 

Цитата: RI_hist от 29.08.2023, 14:06А зачем снимать и хоронить в земле старшего шамана? Для большего правдоподобия?
Вряд ли они пошли бы на нарушение своих обычаев чтобы избежать наказания... 

Этого вообще из текста понять невозможно. Разрушили, чтобы что? . .

Цитата: ivanes от 29.08.2023, 00:20Сговор среди родственников.
Убийство по неосторожности.
Убили нечаянно на похоронах(поминках) и договорились врать одинаково.
Моё мнение может не совпадать с мнением других форумчан)))

Цитата: ivanes от 29.08.2023, 00:20Сговор среди родственников.
Убийство по неосторожности.
Убили нечаянно на похоронах(поминках) и договорились врать одинаково.

Если впал в буйство, то может и целенаправленно убили, т.к. интерпретировали буйство в суеверном духе.
. . . Любопытно значение, в котором тут употребляется слово "лабаз" :o

Цитата: Demetrius от 10.09.2023, 22:44. . . Любопытно значение, в котором тут употребляется слово "лабаз" :o

Чем же любопытно? Конструктивно, тот же охотничий лабаз. Ну не знал автор очерка, как он назывался у остяков...

У Андрея Кирнова в дзен-блоге нашлась любопытная фотография. В этом огромном арангасе, на снимке 1886 года, была захоронена ...лошадь.

Цитата: Demetrius от 10.09.2023, 22:44Этого вообще из текста понять невозможно. Разрушили, чтобы что? . .

Вот, нашел вероятное объяснение. В «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года, в статье 222 написано:

222. Изобличенные в погребении Христианина Православного, или же Римско-Католического, Армяно-Грегорианского, Армяно-Католического, или же одного из Протестантских исповеданий, без совершения при сем надлежащих христианских того исповедания обрядов, подвергаются:
аресту на время от трех недель до трех месяцев, смотря по обстоятельствам, более или менее увеличивающим или уменьшающим вину их.

Раз подозреваемые решили во всем сознаться властям, обнаружение лабаза с телом ПРАВОСЛАВНОГО великого шамана грозило им наказанием. Вот и решили тело закопать.

Цитата: RI_hist от 11.09.2023, 13:31на снимке 1886 года, была захоронена ...лошадь

На переднем плане столб, прислоненный к могиле лошади напоминает сергэ.
Видны наверху вырезаны желоба для завязывания лошадиных поводьев. Столб вкапывался в землю.
Этот столб выкопали и приставили в виде "памятника" или знака. Или новый вырезали.
Это столбы для привязывания лошадей. Коновязный столб.
Также сергэ означает, что у данной местности есть хозяин.

Цитата: RI_hist от 11.09.2023, 13:19Чем же любопытно? Конструктивно, тот же охотничий лабаз. Ну не знал автор очерка, как он назывался у остяков...

Вспомнились дятловедческие изыскания, которым многие тут отдали дань. Среди множества других загадок похода группы Дятлова, немаловажное место занимает вопрос о лабазе, сооруженном туристами незадолго до последнего восхождения. Точное расположение его определить не могут до сих пор, способ хранения вещей и продуктов вызывает большие недоумения. . . Вот меня вчера и осенило: про тот ли лабаз они писали в своих дневниках? Или этот?

Два случая расследования из середины 19 века (из журнала Русский Вестник за 1861 год).
Будет интересно, как происходило следствие в те времена.

Случай первый.

    В одном южном городе случилось следующее происшествие. Ночной полицейские дозор, проходя мимо одного из отдаленных домов предместье, услышал крик. Войдя в дом, дозор нашел там солдата, которой квартировал в этом доме. Он лежал на полу, связанный назад по рукам и по ногам, и кричала о помощи. Хозяин дома, его жена
и четверо их детей найдены убитыми. Видны были следы кражи. Дано было знать тотчас об этом происшествии полицмейстеру. Полицмейстер, в ту же минуту прибыв на место, распорядился об общих мерах розыска и преследования убийц; а между тем занялся подробным осмотром места происшествия и составлением предварительного протокола.
    Обстоятельства открывались следующие. Убитый хозяин был меняла. Он был человек осторожный и степенный. Родственники его, опрошенные полицмейстером, сказали между прочим, что покойный имел обыкновение тщательно запирать все двери, не только ночью, но и днем. Приходившим к нему он отпирал двери не иначе как спросив предварительно кто пришел. Следовательно, чтобы войти в дом убийцы должны были сломать дверные запоры, крючья и задвижки или саму дверь, или же окно, или подкопаться сквозь пол, потолок, или наконец пролезть через трубу. Но все задвижки, крючья, двери, потолки и пол были в целости, окна обмазаны были на зиму замазкой, труба была слишком узка и пролезть в нее не было возможности. Итак, двери отперты кем либо из домашних; но при осторожности хозяина, о каком рассказывали его родственники, этого нельзя было предположить. Родственники прибавляли, что ночью жена и дети покойного обыкновенно даже вовсе не выходили за дверь на улицу.
    Итак, возникало сомнение: не отпер ли дверь квартировавший в этом доме сам солдат Га-лов, которого нашли связанным? Но он от этого отрекался.
    До объяснения дела, за солдатом учрежден секретный надзор. Разрешение вопроса, как вошли убийцы, было особенно важно - оно должно было заключать в себе и средства к раскрытию вопроса - кто они.
    Вещественные улики и признаки события показывали, что убийство произведено было разными орудиями. Были разрезы и проколы ножом, раны топором; череп разбит тяжелым длинным орудием, как казалось, железным ломом. При тщательном обыске в доме, на дворе и в саду найден в колодце топор, а в саду окровавленная дубина. В сторону, где найдена эти вещи, тотчас послана конная погоня, с опытным чиновником. Между тем следователь, разумеется при понятых, стал спрашивать Га-лова обо всех подробностях происшествия, которому он был свидетелем. Из ответов его заметна была какая-то как бы поспешность или заученность вперед отвечать на все вопросы незнанием ничего, непамятованием и испугом. Это еще более усилило подозрение, что Га-лов если не участвовал в убийстве, то впускал убийц в дом своего хозяина.
    Следователь потребовал, чтобы Га-лов рассказал подробно и обдуманно, ни слова не убавляя и не прибавляя: каким образом он увидел первоначально входивших убийц и был ими связан? Га-лов отвечал, что он спал и вдруг был пробужден словами "руби его!" Открыв глаза, он увидел перед собою двух неизвестных людей: у одного был зажженная свеча в руке, в другой поднятый топор. Га-лов бросился пред ними на колени, просил пощады и божился, что не будет мешать им. Потребована была от него сильнейшая клятва и после того все неизвестные, числом четыре человека, связали его крепкой веревкой, прикрепили к ножкам тяжелой скамейки и оставили на полу в первой комнате, в том положении в каком он был найден полицейским дозором. Один из убийц оставался в этой комнате с топором и по приказанию товарищей должен был убить Га-лова если он пошевелится или крикнет. Потом, рассказывал Га-лов, он слышал удары, слышал стоны и вопли умиравших хозяев, затем взлом сундуков. После того, убийцы вышли с узлами в руках и, проходя поспешно мимо его, подтверждали ему, чтобы он молчал или же будет тотчас убит.
    Рассказ был неестественен. Мало того, что он не объяснял, каким образом убийцы могли прокрасться неизвестно как в запертой изнутри дом, но неестественно было, чтоб убийцы пустились в продолжительный разговор с посторонним для них человеком, и даже занялись тщательным связыванием его, когда еще в другой комнате находился живой хозяин дома с женой и троими детьми (в статье детей то три, то четыре). От света и разговора, кто-нибудь из них мог проснуться, наделать тревоги, разбить окно, или даже придумать другие средства к отчаянной обороне. Убийцы должны были это хорошо сообразить, и следовательно не могли допустить такого безрассудного с своей стороны поступка. Да и странно вообще было, что хозяин с женой и детьми, как выходила из показаний солдата, не проснулся пока происходил шум, положим хоть и небольшой, в соседней комнате.
    Спросили потом солдата о числе, приметах и одежде убийц, а также о том где при входе каждый из них стоял, что делал. Наконец спросили Га-лова и о том, есть ли у него какие не солдатские вещи и деньги. На последнее Га-лов отвечал, что ни вещей никаких кроме солдатских, ни денег у него нет. Когда прибавил он к этому, что более о деле не знает ничего, следователь велел ему подписать показания и скрепил его сам.
    Затем стал тщательно осматривать Га-лова. Оказалось, что на рубахе с левой стороны, ниже галстука у него было кровавое пятно величиной с небольшой орех.
    - А кровь на тебе отчего? - внезапно спросил следователь.
    Га-лов первоначально утверждал, что это не кровь, а так. Потом добавил, что это верно из зубов.
    Стали осматривать его далее кругом со свечой в руке. Открылись еще кровавые следы четырех пальцев на рубахе над левой лопаткой. Следователь спросил Га-лова и об этом, заметив, что сюда кровь из зубов уже не могла попасть, и притом в отпечатке пальцев. Солдат заметно смутился и, подумав, сказал: "так это верно от их рук, когда они вязали меня, потому что когда они выходили из комнаты хозяина, то были окровавлены".
    Эти слова, очевидно уже, противоречили первоначальному показанию: по первому показанию, убийцы связали солдата и после вошли уже в комнаты хозяина дома, оттуда после убийства вышли поспешно, не касаясь Га-лова. Следователь, впрочем, не стал оспаривать открывшегося противоречия, но только напомнил Га-лову, чтобы он говорил обдуманно и одну чистую правду. Слова его были записаны однако в дополнение к первому показанию и подписаны.
    После того, в сапогах солдата нашлось по три рубля серебром в каждом. На вопрос: как же он говорил, что у него денег вовсе нет? Га-лов сказал, что он от испуга забыла о них.
    - Откуда ты их взял? - спросили его.
    Га-лов отвечал, что собрал из жалованья. Это введено в показания, как дополнение и отмена первоначальных ответов, и подписано солдатом, следователем и прибывшим тогда по его приглашению начальником солдата.
    После того подозреваемый был введен в комнату где лежали истерзанные и окровавленные трупы убитых. Тут следователь объявил Га-лову его противоречия в показаниях: напомнил о кровавых знаках, об утайке денег, и попросил его объявить истину.
    На лице подозреваемого можно было заметить сильное внутреннее волнение. Начав новые объяснения, он по временам глубоко вздыхал и впадал в новые противоречия при повторении вопросов: где он увидел первоначально убийц, кто из них вязала его, во что были одеты, кто оставлен был при нем, кто из них что говорил и прочее. Когда же повторили вопрос о главном обстоятельстве в котором открывалось противоречие, то есть, прежде или после убийства связали его: он отвечал, что от испуга смешался и
первоначально объяснил дело неправильно; что убийцы вязали его действительно не при входе, а при выходе своем. А о деньгах объявил, что точно собрал их из жалованья, но умолчал было о них для того, чтобы никто не знал, что они есть у него, чтобы кто их у него не взял.
    Тогда следователь объяснил ему всю невероятность его показаний. Если он, ложась спать, видел двери запертыми, убийцы не могли бы войти иначе, как сломав крючья и задвижки на наружной и внутренней двери, а это не обошлось бы без стука. Как же тогда не проснулся он, Га-лов, спавший подле самой двери? Да и задвижки с крючками тогда были бы сломаны, а они целы. Следовательно, двери отперты изнутри дома. Кто
же это мог сделать кроме него самого? По его же показанию, хозяева все спали при входе убийц; да притом, они и днем не отпирали дверей приходящим, не спрося - кто и зачем? К этому указано на разноречие с самим собою в прочих подробностях: замечено об улике кровавых следов и об утайке денег. После всех этих разноречий и улик, объяснял ему следователь, суд не поверит упорному его запирательству в незнании убийц, да еще возложат на него наиболее тяжкое наказание осудив его за два преступления: за убийство и за сокрытие прямых виновных, до сверх того еще за невыполнение долга присяги. Вместо того чтобы сопротивляться злодеям, кричать и будить криком хозяев, вместо того чтобы обороняться потом с ними, он отдался убийцам, как сам признается, и, следовательно, помогал им своим молчанием. А по второму показанию он не был даже связан когда злодей совершали убийство. За все это полагается самая высшая мера наказания. А между тем может быть он впустил злодеев только обокрасть хозяина, за что закон назначает гораздо легчайшее наказание; да при искреннем раскаянии и откровенном сознании, оно может быть было бы еще ослаблено.
    В продолжение этих увещеваний, подозреваемый несколько раз вздыхал глубоко и наконец проговорил: "Виноват, ваше высокоблагородие. Точно, я впустил их только поворовать, а они порезали хозяев моих".
    Первым стараниям следователя было тотчас утвердить это сознание подписью преступника, а потом узнать кто именно убийцы и где они?
    На вопрос об этом Га-лов отвечал, что убийц было собственно трое, а не четверо, как он говорил прежде; что он познакомился с ними недавно, в питейном доме, где и условились обворовать менялу; что он знает только одного и то только по имени, его зовут Иван; другого хозяин питейного дома называл Ефремом. А как их прозвание и как зовут третьего, кто они все, и где теперь находятся - ничего этого он не знает.
    Записав эти неудовлетворительные сведения, следователь спросил о приметах и об одежде убийц, спросил, когда и в котором питейным доме они условились на злодеяние; потом передал Га-лова приставу для отобрание тогда же дальнейшего подробного переспроса, а сам взял одного чиновника и четырех человек из конного дозора и тотчас поспешил на место, где сговаривались убийцы.
    Прибыв туда в ту же ночь, на рассвете, следователь вызвал хозяина, еще не знавшего о происшествии, отвел его сторону и расспрашивал: что за люди в такое-то время, с солдатам Га-ловым были у него в питейном доме; еще одного он называл Ефремом.
    После некоторого колебания хозяин объявил, что знает из этих людей только Ефрема, и то потому только, что Ефрем этот угощал у него своих поручителей.
    Все это было записано, записано было и время, когда Ефрем угощал поручителей. Следователь оставил потом хозяина на улице, вошел в дом и опросил также работника. Но тот объявил, что вовсе не знает людей, о которых спрашивали, даже не припомнят их так как много ходит всякого народа в этот питейный дом.
    - Да кто же это такой Ефрем, и какие такие поручители?
    - Ничего и никого не знаю, - отвечал хозяин. - Слышал я только в разговоре промеж ними, что дело стало из-за коровы. На Ефрема было подозрение, что он украл; однако его выпустили на поруки. Так вот поручителей он и угощал. А кто они такие, право не знаю.
    При всей неопределенности собранных данных, к скорому открытию виновных представлялось однако же следующее средство. Ефрем был отдан на поруки, по рассказам хозяина питейного дома, недели за две перед тем. Следовательно, в полиции должны быть и сведения, как о самом Ефреме, так и о поручителях его. А потому, дорожа в особенности временем, чтобы убийцы не успели скрыться за границу, следователь обратился тотчас в полицию. Там нашлось, что действительно, две недели назад был отдан на поруки по подозрению в воровстве коровы некто Ефрем Ча-ненко; что поручителями быть взялись двое хозяев из селения Бро-ки, верстах в пяти от города; там же проживает и сам Ча-ненко.
    Тотчас же следователь отправился поспешно, с тем же конвоем, в село Бро-ки. Там он обратился прямо к старосте, узнал от него в котором доме живет Ча-ненко, и затем мгновенно оцепил весь двор конвоем. Оставив для наблюдения чиновника, сам следователь с одним казаком и старостою вошел между тем в дом. Ча-ненко спал, хотя тогда было уже 9 утра. Следователь разбудил преступника, и чтобы смешать его
неожиданностью, спросил у него сурово:

    - Где деньги и вещи?

    Ча-ненко (с замешательством). - Какие деньги, ваше высокоблагородие?
    Следователь. - Деньги вещи менялы, которого ты убил нынешнюю ночь.
    Ча-ненко. - Никак нет! Я этого ничего не знаю!
    Следователь. - А где же ты провел нынешнюю ночь?
    Ча-ненко (нерешительно). - Кто? Я?
    Следователь. - Да, ты!
    Ча-ненко. - Я ночевала на селе...
   
    Это показания опровергнуто. А при осмотре одеяния Ча-ненко, найдено на нем новое белье.

    - А где белье, которое ты снял?
    - Я кинул его, - отвечал Ча-ненко. - Оно уж никуда не годилась.
    - Куда же ты его кинул?
    - Не помню куда, так куда-то закинул.
   
    На рукавах кафтана у Ча-ненко найдены потом замытые пятна бурого цвета.

    - Что то запираешься, - сказал следователь. - Товарищи твои, солдат Га-лов и Иван, уже пойманы, и оба уже сознались во всем. Только они говорят, что семейство менялы порезал будто ты один. Они говорят, что у тебя все и деньги, и вещи. Дележ, говорят, у вас сегодня, здесь в Бро-ке. Стало быть запирательство твое не поможет тебе, будешь отвечать за все один, когда другие тут непричастны, и даже не ходили в дом менялы.
    Ча-ненко (с озлоблением и скоро). -  Кто, я? Никак нет! Мне Иван отдавал какой-то узел нынче рано утром: на, говорит, спрячь до вечера и выходи, как станет смеркаться, к Дунаю; будет магарыч и тебе. Но я сказал ему, что может быть это краденые вещи, и что я не хочу с ним связываться, и не взял узла. Ну, говорит, черт с тобой. Вынеси, говорит, мне хлебушка на гумно хозяйское - дам тебе горсть целковых. Да я не пошел!
    Слово за слово, следователь выспросил подробно о знакомстве Ча-ненко с Иваном. Мало помалу Ча-ненко сознался, что он был, по приглашению Ивана, пьяный, но только будто не в дом, а подле дома, где сделано убийство, и притом будто сам не знал зачем.
    Ча-ненко был арестован. Потом на гумне, о котором он говорил, на скирде пшеницы найден был еще один убийца, Иван, по прозванию Черный. Он был вооружен пистолетом и кинжалом; у него оказался мешок денег и узел с серебряными вещами и еврейским женским жемчужным наличником.
    Этот убийца был бродягой из шайки молдавского разбойника Тоболтака, известного в Бессарабии своими дерзкими наездами в 1834-1837 годах, в последствии пойманного и казненного в Кишиневе.
    После того, следствие получило совершенную ясность и полноту. Убийц было всего трое, считая и солдата. На очных ставках раскрыты были все подробности; раскрыто было между прочим и то, что солдата связали собственно для сокрытия участия его в убийстве. Уголовному суду, конечно, уже не представлялось затруднений, кого следует признать виновными.

Как же полицейский дозор вошел в дом, если там все было заперто?

Цитата: Demetrius от 21.09.2023, 21:48Как же полицейский дозор вошел в дом, если там все было заперто?

Не понял, почему заперто? Разбойники, уходя, заперли за собой двери?

Цитата: RI_hist от 23.09.2023, 08:30Не понял, почему заперто?

Виноват, пропустил упоминание об отпертой двери.

Случай второй (здесь есть и погоня и следственные ошибки).

    В одном из значительных портовых городов, тоже на юге России, появилась шайка разбойников и поджигателей. Она производила по ночам набеги на город, сопровождая их обыкновенно пьянством и всевозможными злодеяниями. Дерзость их была необыкновенна. Совершив ряд злодейств, грабежей, убийств, поджогов почти на виду у всех, шайка это скрывалась потом на море. Последнему обстоятельству положение города предоставляла полное удобство. Несмотря на неусыпные меры и личную настойчивость тогдашнего градоначальника, который даже сам с полицией иногда ездил по городу, изловить эту шайку и прекратить ее действия долго не удавалось.
   Среди таких обстоятельств моему приятелю пришлось быть перемещенным в этот город. Временными усилиями полицейских дозоров и разъездов, секретными ночными караулами особенно со стороны моря, скоро поджоги и убийства были наконец прекращены. Воровство хотя и случалось еще, однако редко.
   Но месяца через два после того, в полночь, в квартире купца С-и была убита его работница, разломаны комоды и сундуки, похищены деньги, золотые и бриллиантовые вещи, новый атласный жилет и три заграничных черных платка с заметными каемками.
   Прошествии это случилось при следующих обстоятельствах.
   Купец С-и, человек одинокий, очень аккуратный и даже несколько скупой, производил оборот наличными деньгами, отдавая их под ручные залоги. Он проводил обыкновенно целый день, с утра до 12 часов ночи, в купеческом клубе. Возвращался домой только спать. Квартиру из расчетливости он нанимал в глухом переулке. Это был небольшой отдельный домик, с прочными железными запорами. Прислуга состояла в одной работнице. Известно было между прочим, что работнице приказано было иметь двери всегда в заперти, и не отпирать никому. Даже когда возвращался сам хозяин, она обязана была прежде удостовериться -  он ли это, а потом уже отпирать. Небольшое стеклянное окно у самых дверей, ведущих в сени, давало ей возможность узнать всегда, что точно пришел хозяин, а не другой кто.
   Но в этот раз С-и, возвратясь домой, в 12 часов ночи нашел дверь отворенной, и на призыв его, работница не только не появилась со свечою, но и не отвечала.
   С-и побоялся войти в дом и отправился к соседу, взял у него фонарь, и вместе с его сыном и кучером вошел в дом. На полу во второй комнате лежала работница его, уже мертвая, израненная в нескольких местах; комод и сундуки были изломаны, деньги и лучше вещи похищены.
   С-и тотчас послал объявить об этом частному приставу, а тот, по введенному правилу, явился с донесением к полицмейстеру. Последний поспешил в туже минуту на место происшествия, и распоредясь о мерах общего розыска, занялся изысканием ближайших следов преступления.
   Из предварительного осмотра открывали следующие данные:
а) Судя по наружному виду тела, убийство совершено было кинжалом, или же большим ножом.
б) Убитая женщина была лет тридцати от роду; в ней еще оставалась некоторая теплота и гибкость в членах; подле нее на полу образовалось довольно большая лужа крови.
в) Убийц было не менее двоих: не обративши внимание на лужу крови подле убитый и расхаживая от одного комода к другому, они ступали в эту лужу, и оставили на полу следы своей обуви.
г) По следам видно было, что один из злодеев был в небольших хорошего покроя сапогах, с подошвами, как говорится, на одну ногу; а другой в простых.
   При изложенном образе жизни купца С-и, предстояло открыть, не были ли кого-нибудь, кроме хозяина, кому женщина эта могла отпереть двери добровольно? Все запоры на двери были целы, следовательно, убийцы не силою вторглись, и нападение на работницу не было внезапным.
   Следователь отозвал С-и в другую комнату и расспрашивала его: не заметил ли он, не был ли кто в коротких сношениях с убитую. С-и отвечал, что без него работница никогда не отлучалась из дома, но что к ней прихаживала иногда по праздникам кухарка соседа его, Д. С этою кухаркой покойная была в большой приязни.
        Положение убитый показывала, что преступление совершено не более как за час времени. Потом следователь, дорожа временем, сказал С-и, что хорошо бы сейчас расспросить приятельницу убитой, но что в теперешнюю пору полиция не в праве тревожить дом Д., поэтому не может ли С-и сам съездить к Д. и попросить сюда на минуту его кухарку, не для допроса, а только для короткого переговора. "Кстати, для скорости, и дрожки мои к вашим услугам" -  прибавил следователь. - "Да пожалуйста, дайте за меня честное слово и самому Д. и его кухарке: я не буду вовлекать ее ни в какие формальности по делу; ее отвезут назад сейчас же". С-и охотно согласился. "Д., вероятно, тоже еще не спит" - сказал он. - "Мы вместе вышли из клуба".
   В отсутствие С-и, частный пристав с писарем исправлял и переписывал составленный реестр  ограбленных вещей; а следователь, взяв поллиста бумаги, вырезал мерку с кровавого следа, отпечатавшихся сапогов. Из взглядов частного пристава на то, как полицмейстер ползал по полу, чтобы снять мерку со следа убийцы, можно было заметить как бы род сожаления о бесполезности такого труда. Не обращая на это внимание, следователь кончил свое занятие и положил мерку к себе в боковой карман.
   В это время вошел С-и с кухаркой Д. Следователь расспросил эту женщину о ее имени и знакомстве с убитую; рассказал ей что случилось; отозвал в другую комнату, и старался снова, лично уже обнадежить, что все, о чем он будет говорить с нею, не будет неизвестно никому: ее не потребует к формальным допроса. После того спросил ее: - как ты дружна была с Дарьей (имя убитый)?
   Наталья (имя спрашиваемой). - Так что же, что была?    
   Следователь. - Не говорил ли она тебе, когда-нибудь, о каком-нибудь знакомым ей мужчине?
   Наталья (нерешительно). - Нет, не говорила.
   Следователь. - Припомни хорошенько, это необходимо; иначе не откроешь злодеев, а смотри, как они истиранили и замучили ее до смерти.
   Наталья. - Да что же что говорила! Она сказала только, что у нее есть знакомый какой-то, и все набивается с подарками. Да она не принимает. Так он на праздник светлого Христова Воскресения принес ей шелковый платок, да и бросил, а сам ушел.
   Следователь. - Это было на Святой Неделе нынешнего года?
   Наталья. - Нынешнего.
        Следователь. - А ты видела этот платок?
    Наталья. - Видела.
    Следователь. - И можешь узнать его?
    Наталья. - Могу.
    Следователь. - Какой же он?
    Наталья. - Шелковой, клетчатой, красный с белым.
    Следователь. - А величиною?
   Наталья. - Побольше аршина.
    Следователь. - Не говорила ли она тебе еще чего-нибудь про этого знакомого. Например, кто он, каков собой, как его имя или прозвание?
    Наталья. - Нет, это она не сказала мне, а только говорила, что он молодой человек, очень хорош собою, из иностранцев, одевается как барин; он куда-то было уехал вовсе, а нынешней весной воротился опять.
    Следователь записал тщательно все последние слова Наталии: молодой человек, очень хорош собою, из иностранцев, одевается как барин (что совпадало смерклось сапога), куда-то было совсем уехал, но нынешней весной возвратился.
   На все дальнейшие расспросы, Наталья отвечала, что больше ничего не знает. Когда показали ей вещи убитой, она тотчас узнала платок, о котором говорила. Он оказался тех самых примет и размеров. Платок тотчас присоединен к делу для дознания, не отыщется ли, кем и кому он был продан.
    В это самое мгновение, следователь услышал торопливой крик своего кучера. Он тотчас поручил частному приставу узнать, что случилось. Тот, вбежав поспешно обратно, объявил, что разбойники вероятно за остальным имуществом С-и вернулись, подкрадовались опять на двух тройках, но были окликнуты полицейским солдатам и понеслись назад.
   Следователь поспешил на дрожки и бросился в погоню за этими злодеями, приказав ехать за собой и частному приставу.
   Но при тогдашней необыкновенно дурной дороге от продолжительных дождей и чрезвычайной темноты туманной ночи погоня была затруднительна. Мало по малу шум скакавших впереди повозок начал отдаляться.
    Следователь остановил дрожки, велел кучеру выпрячь обоих лошадей и предположил броситься далее верхом. Пока выпрягали лошадей, частный пристав, поравнявшись, сказал полицмейстеру: "мы одни ничего не сделаем; разбойников много, кучер заметил, что обе повозки наполнены ими".
   - Сделаем что можем, - отвечал полицмейстер. - Вы, чтобы не потерять следа, продолжайте погоню по-прежнему, хоть издали. Смотрите только, чтобы они не обманули нас и не повернули назад. А я поскачу.
   С направления, какой приняли разбойники, на лево поворотить было невозможно - там было море. Направо поворот хоть и был, но еще далеко. Следователь надеялся поспеть туда, если пуститься верхом наперерез. Итак, важнее всего было, чтобы разбойники не повернули назад.
   Вспрыгнув на лошадь, следователь поскакал на избранный пункт, а кучеру велел бросить дрожки, скакать во весь дух на другой лошади в пожарную команду и прислать в ту же минуту оттуда верховых, наскоро, без седел четырех солдат, известных в полиции своей ловкостью и смелостью, на лучших лошадях. Сборным местом назначена дорога в поле у кладбища.
    Продолжая скакать к избранному пункту, следователь старался всячески попасть прямо на него, но темнота ночи и густота тумана были чрезвычайные; лошадь падала неоднократно в ямы и канавы; это несколько сбивало с направления, и разбойником давалось время убежать.
    Проскакав кладбище и повороте к морю, влево, следователь остановился и начал прислушиваться. Вскоре послышался топот нескольких скачущих лошадей, но только казалось, что шум этот приближается не со стороны города, а напротив, с поля, как будто кто то ехал к морю. Впрочем, при тогдашней темноте легко можно было ошибиться в определении направления.
    Когда скачущие поравнялись со следователем, он окликнул их именами некоторых из поджидаемых солдат, приказывая остановиться. Но ни ответа, ни исполнения приказания не последовало. Не те же ли это самые разбойники скачут верхом, подумал он; может быть, они бросили повозки для удобства. С саблей в руке он бросился в погоню, но рассмотреть при чрезвычайной темноте никого не было возможности. Настигая скачущих, следователь вновь закричал громко: стой! И наконец, схватил за узду одну из лошадей, но уже без седока. В то же мгновение на крик его прискакали подоспевшие солдаты, и поймали еще одну лошадь, но тоже без седока. Обе лошади были в хомутах; представлялось, следовательно, сильное подозрение, что они из тех самых телег, на которых бежали разбойники. Вероятным представлялось, что видя за собою погоню со всех сторон, разбойники бросили повозки и хотели бежать верхом; а когда встретили следователя, то предположив в темноте, что он был не один, а потом услыхав скакавших навстречу солдат, спрыгнули и бросились в крутой и глубокий овраг.
    Овраг этот шел к морю, мимо тюремного замка. Решено было тотчас отправиться к тюремному замку, чтобы у квартировавшего вблизи оттуда батальонного командира взять несколько солдат и обыскать овраг. Между тем двое верховых посланный тогда же в объезд к исходу оврага. Выйти в другом месте в тогдашнее дождливое время разбойником не было возможности, ни с боков, ни назад, по чрезвычайно отвесной крутизне оврага и глинистой почве.
    При переезде через ров упраздненной крепости один из провожавших следователя солдат заметил что-то черное и, подъехав ближе, вскричал: "Ваше высокоблагородие! Повозка какая то, с поклажею".
    В повозке оказалось несколько мешков с чем-то мягким, в других попадались под руку зерна кофе и сахарные головы в тонкой бумаге, какие привозят из-за границы шкипера под видом провизии.
    Сделалось очевидным, что преследуемые две повозки принадлежали контрабандистом, а не тем разбойникам, которые совершили убийство в доме С-и; очевидно, они появились туда случайно, передать кому-либо из живших в той стороне принятую с моря контрабанду. Итак, вместо одного преступления открывалось два.
    Между тем подоспел частный пристав; ему велено было привязать кое-как повозку к пойманным лошадям, дотащить в полицию, опечатать потом, и сдать дежурному. Сам полицмейстер обратился к розыску другой повозки. Скоро и она была найдена на берегу моря, с переломившейся осью при спуске с горы из города к карантину.
    Для скорейшего открытия контрабандистов, две пойманные лошади выведены были на то место, где они встречены;  потом их пустили на волю, подогнав немного к городу. Одна постарше побежала довольно скоро, и прямо ко двору мещанина Во-кова. При допросе Во-ков сознался было подробно в своем поступке, хотя и скрывал товарищей, но потом, когда следствия за отсутствием градоначальника, попала под распоряжение одного чиновника, дело это потеряла невозвратно свое успешной направление.
 

        С утра вновь начать был розыск разбойников, совершивших убийства и грабеж в квартире С-и. Кроме обычных формальных мер к этому, употреблены были еще нижеследующие.
    Поручено было, порознь, двоим деятельным беднякам отыскать (не объявляет, для чего), в чьем доме живет молодой человек из иностранцев, недавно возвратившийся из долговременного отсутствие за границей, которой притом очень хорош собой и, вероятно, одевается по барски. Как только найдется подобный человек, велено, не говоря о том никому ни слова, тотчас дать знать полицмейстеру. За это им обещано было вознаграждение, но только в таком случае, когда все отметки будут удовлетворяться в точности отысканной личностью. Приметы отыскиваемого велено для каждого из комиссионеров записать.
    Между тем, по сделанным от полиции сообщению, следили за пропажею в ближайших местах. В армянском городке На-ване замечен подозрительный человек, продававший некоторые вещи из числа ограбленных у С-и. Член и секретарь на-ванского магистрата, с чиновником, который командирован для выемки этого поличного, нашли продавца в питейном доме. Но когда спросили его о вещах, он отвечал, что не имел и не имеет никаких. Следователи распорядились обыскать подозреваемого, и за голенищами в сапогах нашли у него золотые часы с эмалью и жемчугом, золотые цепочки, запонки с бриллиантами и прочее. Довольные успехом, следователи тотчас повели продавца в присутственную комнату своего магистрата к допросу; разложили вещи, как поличное, на столе присутствие, и начали отбирать форменный допрос. Продавец отвечал на все вопросы очень охотно и прямо, даже не утаил, что он уже бывал под судом и не так давно взять на поруки из Ро-вского тюремного замка. Но как только предложили ему вопрос: где он взял найденные при нем вещи, он сам свою очередь спросил с видом удивления: "Какие вещи?" - "Как какие? Да вот эти, что лежали перед тобой на столе, что нашли давеча у тебя в сапогах. Опытный преступник отвечал с видом простодушия: "Эти вещи не мои, а ваши; мне почем знать, откуда они взяты?" Дело в том, что следователи не исполнили закона, произвели обыск без понятых и не потрудились составить акт обыска.
    С этим запутанным началом, подозреваемый был передан в Ро-вский острог  для пересылки на место преступления. Но притворно, или же в самом деле он сделался болен, только прислан он был уже тогда, когда главный двигатель дела был найден.
    Личность поверхностно очерченная подругуй убитой женщины, мало помалу отыскался. Комиссионеры указали молодого человека, очень красивого собой, иностранца, недавно возвратившегося из-за границы. Даже мерка сапога, снятая с кровавого следа, была секретна проверена и оказалась совершенно сходную с сапогами этого молодого человека. Итак, подозрение на этого молодого человека восходила на степень полной достоверности. Но задержать его без поличного, значило попасть самому под следствие, а вместе и потерять возможность к удовлетворительному концу. Это был сын одного из иностранных консулов, Н.Р., человека, притом в высшей степени гордого и строптивого. Он никак не дозволил бы взять сына по одному подозрению.
    Молодой Р. еще в бытность свою в училище показал себя в высшей степени безнравственным, дерзким до необузданности и готовым на самые отчаянные поступки для приобретения денег на гульбу и мотовство. Сам отец выгнал было его вовсе за границу. В Италии он был тоже пойман в преступлении и, по собственным рассказам, бежал в Алжир. Там он определился было во французские войска, но за какой-то дерзкий поступок с офицером отдан был под военный суд. Он нашел однако средства бежать и оттуда, добрался до Константинополя и возвратился к отцу. Отец, впрочем, не дал ему ничего, кроме убежища в своем доме.
    Итак, для полного успеха следствия предстояла трудная задача - схватить этого убийцу непременно с поличным.
    Продолжая следить за делом, полицмейстер узнал между прочим что из Ро-ва приехал Еврей с несколькими коробочками колец, цепочек, запонок и подобных вещей. По рассказам, у него было 9 ниток жемчуга. Подобные вещи находились и в числе ограбленных у - С-и. Следователь послал пригласить к себе в квартиру полицейского ратмана Г-ва и ограбленного купца С-и, а сам поехал в квартиру приезжего из Ро-ва Еврея, удостоверясь предварительно, что он дома.
Следователь попросил Еврея показать ему перстни и кольца, объяснив, что ему желательно купить что-нибудь из подобных безделушек. Еврей показал три коробочки, но в них жемчуга не была.
    Торгуя одно кольцо с жемчужиной, следователь спросил у Еврея, нет ли у него жемчуга ниток 10 или 12. "Есть." -  отвечал Евреи - "Но только 9 ниток". С этими словами он достал из своего дорожного мешка еще коробочку, вынул из нее жемчуг. По описанию, сделанному в реестре вещей ограбленных у С-и, жемчуг казался очень схож с похищенным.
    - Что это стоит? -  спросил следователь, взяв жемчуг к себе в руки.

    Еврей. - По 8 рублей золотник.
    Следователь. - Отчего так дорого? Но впрочем я ведь не для себя, а для одной дамы. Если только жемчуг понравиться ей, пожалуй в цене мы и сойдемся. Возьми вещи, пойдем-ка к ней со мной; может она купит еще что-нибудь.
    Еврей охотно согласился. Следователь привез его в свою квартиру. Ратман Г-в и купец С-и, между тем, уже ожидали его там.
    Следователь стал снова рассматривать вещи, торговать некоторые из них. В разговор вступил ратман, и покамест Еврей занялся с последним, следователь дал знать незаметно С-и, что его жемчуг найден, но чтобы он не подавал ни малейшего вида, что узнает его. Развернув бумагу с жемчугом, следователь спросил у Еврея: "Так какая же цена за этот жемчуг?" Тот повторил, что менее за 8 рублей золотник отдать не может; жемчуг этот дан ему в Ро-ове, на комиссию, конторщиком торгового дома Ск-га; дешевле продавать ему не велено.
    После подробных объяснений оказалось, что продавец не знает, точно ли молодой человек, давший ему жемчуг для продажи, конторщик дома Ск-га. Он сам себя, по крайней мере, так называл: дал ему на комиссию жемчуг и взял вещей на половину ценности жемчуга. Приметы мнимого конторщика, описанные Евреем, были совершенно сходны с личностью подозреваемого убийцы.
    - Да конторщика этого я знаю, - сказал следователь. - Он здесь, я пошлю за ним. Хозяин жемчуга, вероятно, уступит его дешевле. А покамест принесут вески, мы жемчуг взвесим.
    Предоставив С-и и ратману пересмотреть все остальные вещи Еврея, следователь послал бывшего при нем надежного квартального надзирателя, с ассистентом, за подозреваемым убийцей. Известно была, что он обыкновенно проводил время в кофейне. Посланные должны были отправиться туда и просить Р.  убедительнейше, на одну минуту, к полицмейстеру. Если бы все убеждения остались тщетными, ассистент должен был возвратиться, а чиновник остаться при подозреваемом, не выпуская его из вида.
    Затем полицмейстер попросил Еврея убрать вещи, кроме жемчуга, и подождать в особой комнате; между тем, распорядился призвать к себе двух человек в понятые, а С-и велел подождать в смежном доме.
    Р. не усомнился приехать. Не замечая за собой преследование, он полагал, что преступление окончательно сокрыто. Прибыли и понятые, и один из них принес вески для взвешивания жемчуга. Следователь и ратман сидели подле стола, на столе был жемчуг, бумага и чернильница с пером.
    Р.,  войдя, обратился к следователю с обычным приветствиями на французском языке. Не отвечая на них, следователь спросил Р. внезапно: "Скажите, пожалуйста, решительную цену за этот жемчуг?"
    Р. (с видом удивления) - Какой жемчуг?
    Следователь. - Да вот этот, который вы  дали на комиссию в Ро-вео Еврею З.
    Р. - Совсем нет! Я не знаю никакого Еврея З.
    Следователь. - Ну, да верно вы забыли! Я покупаю жемчуг этот, а комиссионер ваш требует с меня по 8 рублей за золотник, тогда как его можно купить за шесть; вот и бриллиантщик говорит тоже. А чтобы вам скорее припомнить, так это тот самый жемчуг, за который вы даже взяли половину платы вещами, назад тому с месяц времени  в Ро-ве. И продавец здесь. З. войдите сюда.
    Еврей вошел.
    Р. - А!.. Теперь я вспомнил про эту дрянь. Этот жемчуг подарила мне сестра; извольте, я согласен отдать его вам за сколько хотите.
    Следователь. - Нет, как это можно? Здесь вышло 16 золотников. Если вам угодно взять по 6 рублей, составится 96 рублей. Они будут вам уплачены, если жемчуг понравится особе, для которой я хочу купить его.
    Р. - Ну, как хотите.
    Следователь. - Стало быть дело кончено! (одвигая к Р. бумагу с чернильницей и пером) - Напишите же, что жемчуг продан мне вами за 96 рублей.
    Р. (с заметным замешательством) - Для чего это?
    Следователь. - Так водится. Знаете, что бы не подумали, или же не сказали, будто я купил у вас жемчуг этот за бесценок, или, пожалуй, вовсе взял даром.
    После нескольких колебаний и после уверений со стороны одного из понятых, что при покупке драгоценных вещей принято за правило давать записки покупателю, Р. сел и написал под диктовку следователя: такого-то года, месяца и числа, при при таких то свидетелях, он, Р., продал ему такой-то жемчуг за такую-то цену. Но к этому Р., вместо первого, словесного объявления, что жемчуг подарен ему сестрой, добавил, что жемчуг получен в подарок от одной дамы, в Марселе.
    Пока он писал, следователь тщательно рассматривал бывшей на нем атласной, черный жилет. По реестру С-и, в числе ограбленных вещей находился точно такой жилет. Отличительная примета должна была заключаться в складке назади воротника. Но складки этой под воротником фрака рассмотреть не было возможности, а черные атласные жилеты носят многие. Поверку этого обстоятельства следователь отложил до окончательной развязки жемчугом.
    Когда Р., кончил писать, следователь, оставив себе место для подписи, велел Г-ву и понятым подписаться свидетелями. Это потревожила Р. Концы жемчужных ниток между тем были припечатаны полицмейстерскою печатью. Полицмейстер попросил Р. чтобы другие концы и он припечатал своею.
    Р. (с большим замешательство) - Но скажите пожалуйста, к чему все это? Из такой дряни!
    - Этого непременно требует порядок. Быть может жемчуг не понравится, его надобно будет возвратить в целости.
    Р. - Но я не ношу с собой печати, она у меня дома.
    Этот ответ давал возможность взглянуть на вещи Р. в его квартире, не в виде обыска. Полицмейстер был рад этому случаю.
    - Прекрасно, - сказал он. - Кстати, мне нужно проехать в квартирную комиссию, а это подле вашего дома. Пройдемте вместе.
    Все вместе, кроме С-и, отправились в дом к Р. Квартальная с ассистентом следовали издали незаметно; Г-в, понимая несколько права иностранного консула и зная строптивый характер отца Р., хотел было уйти, но следователь удержал его, успокаивает знаками.
    Позвонили у дверей дома Р., но никто не появлялся.
    - Теперь у нас нет никого дома, - сказал Эйр. - Папа со всей семьей на хуторе, но я сейчас отопру вам, пройдя через кухню.
    С этими словами Р. отправился.
    Понятно было, что Р. покусится бежать. Полицмейстер не беспокоился этим, зная, что в случае побега поимка будет легка. Но нужно было успокоить бедного Г-ва, которое заметно был встревожен, а это возможно было только в отсутствии Р. Действительно, только что тот вошел в кухню, Г-в разразился целым потоком опасений, добавляя, что, судя по виду Р., он должен быть невиноват; а если так, по беда всем будет.
    Следователь спешил уверить Г-ва, что Р. несомненно убийца. - Вот вам доказательство, - прибавил он. - Р. уже верно бежал от нас пока мы разговариваем; иначе он уже успел бы дойти через кухню до дверей, сюда. Обращаясь к воротам следователь спросил у стоявшего на улице ассистента:
    - Куда бежал?
    - Проулкам позади дома, к морю, - отвечал тот. - За ним уже погнался частный пристав.
    Тотчас отдано было приказания призвать в полицию присутствующего пристава, стряпчего и письмоводителя. Успокоив еще раз Г-ва, следователь вскочил на дрожки и погнался по указанному направлению. Нагнав пристава, он узнал что Р. вбежал в бывший недалеко от них домик, над самым обрывом к морю.
    Пошли туда, вошли в дом. Р. сидел у столика, перед ним на столе лежало несколько пороха и пуль, он поспешно заряжал двухствольный пистолет и уже опускал в нее в один из стволов пулю. В этом положении он был схвачен и обезоружен.
    - Зачем вы бежали, для чего заряжали пистолет?
    - Я знаю, что меня ожидает, по вашей милости. Так я хотел погибнуть не один!
    Чтобы обыскать Р., нужно было избежать ошибки, допущены в На-не с его товарищем, нужно было подождать ратмана и понятых. Следователь взглянул только на складку жилетного воротника и убедился, что жилет именно тот, какой был украден у С-и в числе прочих вещей.
    До прибытия ратмана и понятых, Р. был поручен прибывшему полицейскому чиновнику, известному физической силой, он не должен был дозволять Р. сходить с места.
    Явно было однако, что Р.  вошел в дом не совсем ему чужой: он не мог бы найти в нем пистолета, пороха и пули. Поэтому, поручено было частному приставу заняться тотчас осмотром дома. Тогда найдено было принадлежавшее Р. одеяния серого цвета, в большие бурых пятнах. Пятна впоследствии Р. объяснил тем, что у него недавно шла кровь из носа. В другом месте найдены три новых заграничных шелковых платка; они упоминались тоже в реестре похищенных вещей. В это самое время подле частного пристава упала на пол маленькая аптекарская баночка. На дне ее виден был небольшой остаток белых желтоватого порошка.
    - Кто бросил эту баночку? -  спросил следователь.
    - Я, -  отвечал Р.
    Оказалось, что Р. упросил полицейского чиновника подать стакан воды. Когда стакан был подан, Р. выпил воду, и вдруг бросил банку. Из банки он, должно быть, тоже принял что-нибудь, но это было сделано так быстро, что нельзя было успеть выхватить банку.
    - Что такое было у вас в баночке, - спросил полицмейстер, обращаясь к Р.
    - Ничего, - отвечал тот угрюмо.
    Явно было, что Р. принял яд. Поспешили в полицию; послали оттуда за городовым лекарем, стряпчим, отцом Р. и католическим священником; взяты и приведены порознь: хозяйка домика, где был арестован Р. и дочь ее.
    В заседании полного состава полиции, при стряпчем, следователь передал: преступника, акт о запродаже жемчуга, сам жемчуг, пистолет, паспорт на выезд вновь за границу, три новых шелковых платка, аптечную баночку и куски обломков от перстней и колец из которых бриллианты были уже вынуты. При этом полицмейстер предлагал обратить внимание и на жилет Р. (Тождество его с похищенным у С-и подтверждено в последствии самим С-и,  а потом портным, которой шил жилет.)
    Тотчас приступлено было к отобранию допроса. В это время приехал доктор и, осмотрев баночку, объявил, что  по наружному виду невозможно определить достоверно оставшегося на дне порошка; но что он похож на мышьяк. Тотчас назначена была мыльная вода с яичными белками и другие домашние противоядия. Лекарь между тем поспешил с баночкой в аптеку положительно дознать, точно ли это мышьяк и затем добыть более действенный антидот.
    Отец Р. не появлялся. За ним вновь был послан чиновник полиции с объяснением, в каком положении его сын. Но чиновник, возвратясь, объявил, что отец Р. отвечал ему грубостью и угрозами.
    У преступника начали показываться припадке, доказывавший несомненно, что он принял яд. Только тогда уже и то с величайшим трудом удалось убедить его принимать пособие. До того он утверждал упорно, что баночка была пустая  у него в кармане, и он бросил ее, как ненужную. И теперь он не хотел сказать какой яд принял.
    - У меня просто дурнота, - говорил он, когда начинали показываться припадке отравления. - Я нынче с утра лишнее выпил.
    Преступник помещен был на постель в особой комнате. В промежутках от припадков успели кончить допросы. Дали очные ставки с двумя женщинами у которых он был задержан.
    В продолжение этого времени возвратился доктор и объявил, что по испытанию над остатком порошка оказалось, что в баночки был точно мышьяк. Доктор просил ласково принять антидот и сказать: сколько он принял порошка был ли это один мышьяк или смешанный с чем нибудь.
    Р. отвечал грубо и с ожесточением: "Ну да! Мышьяк, чистой и столько, что девять лошадей не вынесут этой порции. Отойдите от меня прочь с вашим антидотом!"
    Однако, при усилившихся припадках, страдая невыносимой жаждой, Р. пил все, что ему подавали. Таким образом успели дать ему лекарство, поставили также пиявок на живот.
    На допросе и очных ставках преступник продолжал утверждать, что получил жемчуг в подарок от одной дамы в Марселе. Потребовали чтобы он сказал имя дамы и определил время когда получен подарок; тогда он начал утверждать, будто жемчуг купленим за бесценок у неизвестного матроса на пристани в Бокка-ди-Каттаро; тоже сказал и о черном атласном жилете. А о шелковых платках сначала говорил, что вовсе их не знает. Ему сказали, что безбожно наконец вовлекать в ответственность за убийство и грабеж бедную женщину, которая быть может вовсе не зная того, принимала его к себе в дом.
    - Ну коли так, пишите, -  сказал он, -  что платки точно мои, но что я купил их у неизвестного мне Грека.
    Пока отбирались допросы от женщины, следователь предложил католическому священнику войти к Р., исповедать, причастить его и попытаться склонить к чистосердечному сознанию. Но Р., с крайним ожесточением разбранил священника и требовал, чтобы тот немедленно вышел вон.
    Следователь вошел к преступнику, старался пробудить в нем сознание в преступлении и раскаяние.
    - Отойдите от меня с вашими непрошенным участием, - отвечал Р. - Если бы вы точно не хотели губить меня, я бы не был в теперешнем положении.
    - Я должен был вас преследовать как преступника по долгу своему, - отвечал следователю - Но этот долг не препятствует мне сожалеть о вас, как о человеке искренне; искренне желал бы я доставить вам возможность примириться с Богом и с совестью. Если вы не любите своего священника, не угодно ли, я пришлю к вам другого, православного.
    - Делайте что хотите.
    Приглашен был православный священник, но тоже не мог смягчить ожесточение Р. Оба священника, католические и наш, дали от себя в полицию к этому делу письменные сведения.
    Из повального обыска открылось, что перед убийством работницы С-и, Р. не имел вовсе денег и не редко занимал их даже по 20 копеек, а после случившейся покражи, он гулял и тратил деньги по кофейням и трактирам.
    Не взирая на все употребленные противоядия, на все возможные старания доктора и безостановочное попечение его помощника, на другой день преступник умер, не открыв соучастника.

    Оставалось вытребовать из На-ня продавца, так неудачно там обысканного и допрошенного. Спустя месяц после смерти Р., он был доставлен. Показания его и здесь были те же, что и в на-нском магистрате. Он говорил притом, что преступника Р. вовсе не знает и никогда не видел. Спросили его: где и с кем он был в ночь убийства. Он отвечал, что провел ту ночь в Р-ве у тамошнего полицейского солдата. К этому прибавлял, что накануне его видели там двое жителей, такие-то. А в Т-ге, говорил он (где совершилось убийство), вовсе не был с прошлого года.
    Послано требование в р-ую полицию о произведении дознания под присягой: точно ли К-ов на 26 мая ночевал в Р-ве у полицейского солдата, и точно ли того числа видели его там в питейном доме названные мещане? Требуемо было также, чтобы составили о К-ве повальный обыск и уведомили, за что он содержался в тюрьме и отдан на поруки.
    Ответ не замедлил.
    Из присланного повального обыска поведения К-ва оказалось чрезвычайно развратным. Р-овская полиция прибавляла, что в тюрьме К-в содержалось по подозрению в воровстве, и дело о том еще не окончено. Но тем не менее, по присяжному дознанию, произведенному в Р-ве, подтверждалось, что в ночь убийства К-в действительно будто находился у названного им полицейского солдата, и накануне будто действительно видели его в Р-ове известные два жителя.
    Однако же под рукой известно было, что видел К-ва во дворе у отца один достойный доверия человек Р., за два дня до убийства. Как было изобличить преступника? И как опровергнуть присяжное подтверждение его слов, данное Р-овским жителями? Новое присяжное дознание было бы для суда неудовлетворительным: пребывание К-ва в Р-ве в ночь убийства подтверждено троими свидетелями, а противное тому показывал бы один свидетель.Сочтено было лучшим обратиться к другому способу открытия.
    Самое удобное, скорое и дешевое сообщение Т-га с Р-вом производилась посредством парохода. Полицмейстер обратился к начальнику парохода и попросил доставить полную выписку обо всех пассажирах за неделю до убийства, и за две недели последующие.
    Выписка показала, что на другой же день по совершению убийства у С-и, и неоднократно после того (на пароходе) в числе пассажиров был Р. и К-в. Этим прямо опровергалось присяжное показание будто бы К-в был в Р-ве, в ночь, когда сделано Т-гское убийство. А с другой стороны, этим очевидно доказывалась связь обеих преступников. Знакомство их подтверждалось еще и тем, что К-ва видели во дворе отца Р. Все это было введено в дела.
    Между тем о самом Р. наведена была справка в карантине, когда он возвращался из Константинополя, был ли в числе вещей его жемчуг? По уведомлению карантина в числе вещей Р. никакого жемчуга не было.
    Потом открыто было еще, что убитая у С-и женщина года за три, жила в работницах у отца Р.
    В этом виде дело, вместе с оставшимся в живых преступником, препровождено было в суд.
    Должно прибавить, что отец Р., в продолжении хода дела, подавал неоднократно жалобы. Как консул уважаемой державы, он имел большую силу. По жалобам его последовала даже нарочная ревизия дела посредством особого чиновника. Но при способе, каким было произведено следствие, наветы отца Р. естественно, должны были остаться без последствий.

Судя по упоминанию иностранного консула, место действия Таганрог? Где еще рядом может быть "армянский городок На-нь" и "Р-овский острог" :)
Удобно и разумно раньше делали не заменяя в публикациях имена и фамилии героев криминальных историй, а просто сокращая их.

Три идентичные преступления детей на железной дороге в трех разных странах (по материалам Журналов Министерства Юстиции за 1861 год).

В России

    В 1849 году от Петербурга до Соснинской пристани проложили рельсы петербургско-московской железной дороги. По ним изредко в неопределенное время ходили поезда, возбуждавшие интерес и любопытство сельского населения. Один такой поезд прибыл из Петербурга в 7 вечера 30 июля 1849 года и должен был отправиться обратно. В это время на пустоши в двух верстах от ж-д 15,5 летний мальчик Василий Серков помогал семье в уборке сена. Мальчику очень захотелось посмотреть на проходящий поезд. Не
дожидаясь конца работы, он оставил покос и засел возле самых рельсов и от скуки стал подбирать камушки. Потом,  набрав  с десяток круглых камней величиной от 1 до 1,5 вершков, он их уложил довольно плотно по прямой линии на протяжении одной четверти аршина в углубления рельса к подушке. По удостоверению инженерного начальства, локомотив, встретив это препятствие, никак не мог бы остаться на рельсах и должен был выскочить из рельсов.
    Когда он закончил работу, то был арестован подошедшим надсмотрщиком ж-д Поповым, позвавшим в свидетели человек пять рабочих. Едва успел Попов очистить рельсы от камней, как проехал поезд.
    Василий Серков с первого же допроса говорил, что положил камни от скуки, думая, как далеко камни разлетятся, когда машина по ним проедет. Дознаватели хотели знать, не подстрекал ли кто мальчика по недоброжелательству к ж-д. Испуганный мальчик, желая скорее избавиться от расспросов, сказал, будто его надоумил какой-то мужик на станции. Но этого мужика не нашли. Тогда один из дознавателей пообещал отпустить его, если он скажет правду и дал Василию полтинник серебра. Тогда Серков оговорил крестьянина Сергия Степанова, которого даже в лицо не знал.
    Дважды уличенный во лжи, Серков признался, что его никто не подстрекал, и сделал все по глупости и собственному побуждению. На эту мысль его навел случай в деревне, где, разговаривая между собой, один из парней сказал, что бы было, если поезд наехал на камень - он отлетел бы или разрушился.
    Парни в деревне не подтвердили разговор о камне и поезде, хотя о поездах говорили часто. 
    В итоге, новгородский совестный суд на основании того, что хоть Серков и не сознался в намерении причинить вред паровозу, но некоторый особенности совершения поступка (пришел на ж-д не случайно, притом один; камни клал не на поверхность рельс, а в углубления; давал разноречивые показания о причине, а также ложно оговорил Степанова)  усугубляли вину, приговорил Василия Серкова к отдаче, без лишения прав, в батальон военных кантонистов.
    Правительственный сенат утвердил приговор, но с этим не согласился министр юстиции. Он присудил 70 ударов розог и каторжные работы на 8 лет.

В Англии

    3 марта 1861 года Томас Питт, 13 лет и Альфред Тиллей, 15 лет бросили на дорогу кусок палисада, через который поезд переехал, раздробив его на части. Мальчики убежали, но были схвачены. Машинист говорил, что ему известен случай, когда машина сошла с рельсов от подобного куска дерева. На основании этого, мальчиков обвинили  в преступном, со злым умыслом, действии.
    Поведение мальчиков, по показанию свидетелей, было всегда одобрительное.
    Их присудили к заключению на 14 дней в тюрьме, с тяжелой работой.

Во Франции

    3 июля 1861 года товарный поезд из Бове на Гермес был остановлен большим куском дерева, брошенным на рельсы и обложенным камнями. Виновники - Пьерр Сонне, пастух, 14 лет и Пьер Треншар, поденщик, 13 лет. Они неоднократно это проделывали.
    Решение суда - 5 лет заключения в исправительном доме.


P.S. Тут интересно сравнение наказаний. Суровость наказания в России по всей видимости объясняется боязнью начальства за такое новое явление в обществе, как паровоз и железная дорога.

На тот момент, если не ошибаюсь, это еще единственная железная дорога в стране, не считая ветки до Царского Села. И это 1849 год, в отличие от случаев во Франции и Англии, произошедших спустя два десятка лет. Не удивлюсь, если в Англии за проступки, совершенные на жд сразу после их внедрения, попросту вешали.

Из сочинения Серошевского В. Л.  Якуты (1896 г.)

    В старину якуты хоронили своих мертвецов на ветвях деревьев или на узких деревянных платформах, опирающихся на два высоких столба; такой способ назывался арангкас, и такие арангкасы находятся местами в лесах и доселе; я знаю про один с сохранившимся еще скелетом человека. Он стоит в глухом лесу, в 50 верстах на север от города Верхоянска. Это, кажется, чужеземный способ погребения, перенятый якутами от тунгусов и юкагирей. Эти бродячие племена и поныне строят арангкасы и прячут на них свое добро, не нужное в данное время или затрудняющие передвижение.
    Я нашел предание о другом способе отделываться от мертвецов, более соответствующем якутскому характеру; остатки его до сих пор сохранились в глухих закоулках Якутской области. В Колымском округе мало-мальски зажиточные люди, в случае смерти кого-либо, сейчас же выбираются из дому, если не совсем, то, по крайней мере, на время. Там же рассказывали мне, что в старину, если кто-либо из них умирал, жители убегали из дома, оставляя в нем мертвеца вместе с имуществом, которое принадлежало ему при жизни. Один знакомый мне колымский купец рассказывал, что раз, отставший от своего каравана, он заблудился и долго кружился по лугам и лесу; время был холодное и он, наткнувшись наконец на юрту, сильно обрадовался; одно удивило его, что в юрте, несмотря на следы очень недавнего присутствия людей, разбросанную по двору посуду, лопаты, висевшие на заборе постели и меха, - никого нет, что в ней темно, зола на камине холодна и засыпана снегом. Зажегши спичку, он заметил на одном из оронов спящую фигуру; нащупав ноги, он стал звать и теребить сонного, но тот не откликался, да и ноги его как то странно постукивали. Тогда, продрогший и  рассерженной купец стал было искать голову шутника, но наткнулся на лицо холодной и неподвижное. Испугавшись, он вторично зажег спичку и заглянул в лицо спящему, и тогда убедился, что это мертвая молодая якутка, одетый в богатые меха.
    В Баягантайском улусе рассказывали мне: "Мы только недавно перестали бояться мертвецов, раньше никто ни за какие блага не соглашался жить вместе с мертвецом и, покуда тот был дома, уходили к соседям или же спали на дворе, даже если это случалось зимой". "Мы, якуты, раньше не погребали умерших в земле, а делали на билирике маленький домик или занавес из бересты, а за ней укладывали труп, разодетый в лучшее платье, дом же покидали; таким образом тело истлевало в нем медленно и не поедалась дикими зверями". Это предание я слышал также в Верхоянске и на Алдане. На Алдане я впервые записал предание а еще более древнем, нужно думать, способе погребения, практиковавшемся некогда якутами; это предание подтвердили мне впоследствии и в других местах: "Давно, очень давно, когда еще якуты не знали Бога, и русские еще не пришли, было вот как: если старик или старуха становились чересчур дряхлыми, или если кто-нибудь хворал без надежды на выздоровление, то такой человек просил обыкновенно любимых своих детей или родственников, сына, дочь, или брата, чтобы его схоронили; тогда созывали соседей, убивали скот, лучше пожирнее, и принимались пировать; пировали три дня и все это время обреченный на смерть, одетый в свое лучшее дорожное платье, сидел на первом месте и принимал от присутствовавших чествование и лучшие куски пищи; на третий день избранный им родственник уводила его в лес и неожиданно сталкивал в заранее приготовленную яму. Потом закапывали его живым вместе с набросанным туда добром, посудой, оружием, пищей, а то и так оставляли живым умирать с голоду. Иногда стариков, мужа и жену, закапывали вместе; иногда вместе с ними закапывали живую скотину: быка, лошадь, а иногда привязывали оседланную лошадь у вкопанного столба (сарга) и она тут погибало с голоду.
    Замечательно, что у чукчей эту последнюю услугу тоже должен сделать любимый сын. Он прокалывал старика копьем. Обряд этот сохранился до самых последних времен. Старик, одетый в лучшее платье, ложился в палатку, гости окружали ее снаружи, сын просовывал острие внутрь и по данному знаку нажимал на копье, острие которого сам старик направлял в сердце.   

    У знатных якутов был обычай сжигать на особом костре любимого слугу покойника, чтобы он и на том свете прислуживал хозяину. С тех пор, как якуты находятся под властью России, этот языческий обычай совершенно отменен и был только один пример нарушения царского распоряжения со времен господства русских. (Гмелин) 

А что про вогулов пишут в старых книгах и периодике?

Цитата: Demetrius от 12.10.2023, 21:15А что про вогулов пишут в старых книгах и периодике?

Вот, это из трехтомника К.В.Миллера "Описание всех в российском государстве обитающих народов" 1776 года. Если что еще встретится - выложу.

P.S. Связан ли этот интерес с трагедией группы Дятлова? :D

Определённо связан. Ведь версию о причастности манси к гибели группы Дятлова рассматривали ещё в 1959г. на уровне следствия.

Интересный факт!
Кто смотрел японский фильм "Легенда о Нараяме", там тоже снят сюжет о погребении живых стариков.
Их на спине на специальном сидении уносил в высокие снежные горы сын, и оставлял там замерзать.
Это у них считалось самой лёгкой смертью и избавлением от жизни.
Это было почётно и уважительно по отношению к предкам. Путь был долгим и очень опасным.
Приносили, усаживали среди погребённых таким образом сородичей, когда-то принесённых туда родственниками.
И было показано, как "плохие" сыновья по пути в горы попросту сбрасывали своих отцов или матерей в пропасть...
Это считалось недопустимым и бесчеловечным проявлением не любви к предкам.

Порошу прощение за оффтоп.

Цитата: Alina от 13.10.2023, 00:13Определённо связан. Ведь версию о причастности манси к гибели группы Дятлова рассматривали ещё в 1959г. на уровне следствия.

не знаю ) я думаю о других народах тоже можно н таких статей найти с тех годов )
если целеноправленни не искать только  того , что связано с гибелью ГД :)

Цитата: ivanes от 13.10.2023, 12:03И было показано, как "плохие" сыновья по пути в горы попросту сбрасывали своих отцов или матерей в пропасть...

Наверное, уж лучше быстро погибнуть в пропасти, чем медленно от голода. И какой тут сын "хорошенький"?.. Как все неопределенно в мире...

Из книги Шашкова С.С. "Исторические судьбы женщины, детоубийство, проституция". 1872 год.

Из главы о детоубийстве.
Сейчас такие работы уже не пишут, или их хранят в спецхране, подальше от простых людей.


    Основная форма общественной жизни - брачный союз, у народов диких и полудиких вовсе не имеет того значения, какой придается ей новейшим правом; это не свободный союз мужчины и женщины,  а безусловное подчинение жены мужу. Жена относится здесь к своему супругу как вещь к владельцу, как раб к  господину.
    Сообразно с такими отношениями мужа к жене устроены на первых ступенях человеческой культуры и отношения детей к родителям. Дети, как существа слабые, представляет собою рабов, собственность их сильного отца. Они стоят к нему точно в таких же отношениях, в каких находится дикий человек к своим грозным божествам. Как боги сотворили мир, так и отец сотворил своих детей. <...> Он полный их господин; он может продать, бросить или убить их. <...> У дикого народа положении детей самое несчастное; отец делает с ними что хочет, и никто не может, да и не думает, вмешиваться в его домашние дела. Любовь к матери также не может служить детям защитой и охраной от отцовского деспотизма и самодурства: мать такая же раба, как и
дети. <...> Отец иногда убивает здесь ребенка также не стесняясь, как человек цивилизованный разбивает иногда в гневе чашку. Дарвин в своем путешествии, например, рассказывает: "Байрон был свидетелем в Огненной Земле, как несчастная мать поднимала своего окровавленного и умирающего ребенка, которого отец швырнул о камни за то, что он уронил корзину с морскими яйцами". С переходом дикого народа к общественной жизни, такой порядок вещей не только не прекращается, но даже санкционируется писанным правом. Отец по-прежнему остается верховным владельцем и судьей своего дитяти; он может наказывать его и казнить смертью. И даже в довольно развитых государствах, например, в Китае, законы вполне утверждают за отцом такое право жизни и смерти над своим ребенком. Детоубийство здесь не преступление закона, а только его выполнение. У других же народов, более развитых социально, закон предписывает отцу передавать совершении этого юридического детоубийства судебной власти. Так у древних евреев отец передавал своего провинившегося сына судьям, которые назначали ему наказание, часто весьма жестокое, например, смертную казнь через побиении камнями. Убийство ребенка, совершенное самим отцом при господстве такого закона, считается, однакож, не столько уголовным преступлением, сколько нравственным поступком. При этом отцовские права собственности на ребенка нисколько не отвергаются законом, и последний налагает на детоубийцу-отца самое легкое наказание, в роде христианских церковных покаяний. В древнем Египте, например, отец, убивший своего ребенка, был обязан в наказание продержать на своих руках его труп три дня и три ночи под надзором стражи.
    При таком покровительстве преступлениям, совершаемым родителями против личности своих детей, право варварских народов строго, жестоко наказывает каждый проступок детей по отношению к родителям. Так, например, по китайскому праву дети подвергаются смертной казни "за недостаток уважения к своим родителям" и за самый незначительные их оскорбления. Если же сын обругает отца, замахнется или ударит его, то он осуждается на ужасную смерть, на так называемое "разсечение на 10000 частей"; его жилище сравнивается с землей, все чиновники той области, в котором совершено столь ужасное преступление, лишаются своих мест; об этом злодеянии немедленно докладывается самому Сыну Неба, и скоро по всему Китаю разносятся о
преступлении весть и раздаются народные проклятия против ужасного злодея. И что всего хуже, суд, во всех подобных делах, не требует от отца никаких доказательств, а казнит обвиняемого по одному голословному доносу родителя.
    При таком отсутствии нравственных и юридических обязанностей родителей к детям, при такой бесконтрольности отцовского произвола не может быть вовсе или может быть, но чрезвычайно мало, причин, которые задерживали бы преступные стремления к детоубийству, вызываемые разнообразными побудительными обстоятельствами.
    Самым сильным из этих обстоятельств является исконное заклятые враги человека - бедность и голод. <...> И в том и другом случае является потребность уравновесить число потребляющих пищу лиц с количеством самой пищи. Средством для такого уравновешивания служит истребление лишних, непроизводительных членов семьи. <...> Голод служит самой сильной и, у большинства антропофагов, единственной причиной людоедство. Одна древняя северная легенда, приводимая Клемом в его работе, говорит, что какое-то семейство в своих отдаленных странствиях встретилось с дикими людьми, которые, в случае голода, пожирали своих престарелых родственников, убивая, охотнее этих бесполезных людей, чем своих полезных собак. С таким же расчетом руководятся, в случае голода, и другие дикари. Почти все дикие жителей островов Южного океана, в случае крайности, убивают и едят своих жен, детей и родителей. То же самое говорит Дарвин в своем путешествии о дикарях южной Америки, а многие другие путешественники о варварах Австралии, Африки и Азии. Между инородцами Сибири также не раз появлялось людоедство, до которого их доводил голод - родители пожирали своих детей, дети родителей, так было, например, в Туруханском крае в 1816 году.
<...>
Все народы употребляют эти ужасные средства, чтобы избавиться от чрезмерного увеличения народонаселения. Само собой понятно, что при этом должен делаться выбор между убиваемыми; расчет заставляет истреблять только тех, которые или уродливый, или больны, и поэтому, всегда будут непроизводительными потребителями и тягостью своих семейств. Далее, тот же расчет заставляет истреблять преимущественно девушек, а мальчиков оставлять и воспитывать.<...> Поэтому у всех диких и культурных народов, стоящих вне европейской цивилизации, рождения сына считается благословением небо и наполняет весь дом радостью, рождение же дочери, напротив, считается бедствием и повергает всех в уныние. Так было, например, у старинных арабов. Магомет,описывая впечатление, производимое на араба рождением его дочери,
говорит в своем Коране: "когда его извещают о рождении девушки, ее лицо делается мрачным и он впадает в глубокую печаль". <...> И до сих пор у арабов рождения мальчика сопровождается шумными празднествами, а рождение девушки, "ничтожного ребенка", по их выражению, повергает всех в печаль. То же самое мы видим у индейцев, индусов, персов, негров, японцев и у других древних и новых народов, в особенности же у китайцев. "Спрашивать китайского мандарина, - говорит Гюцлаф - есть ли у него дочери, значит наносить ему жестокую обиду". Неимение сыновей и постоянное рождение дочерей считается величайшим бедствием для отца
китайского семейства. В книге Гюка "Китайская Империя" рассказывается, что такие отцы иногда перерезывают горло своим дочерям, хладнокровно наблюдая за стремительностью и направлением кровавой струи, так как по этим признакам верят, скоро ли у них родится сын.
<...>
    По словам Диодора, в Табропане (вероятно, на о.Цейлон) все безобразное дети предавались смерти. То же самое было, по свидетельству Кв.Курция, в Санитском царстве. В настоящее время на Цейлоне и Мадагаскаре убиваются все дети, рождение которых астрологи объявляют несчастливым. Ребенок, обыкновенно, выбрасывается на съедение зверям и муравьям или же умирают от холода и голода. Все мальчики оставляются в живых, и кроме того первая девочка; все следующие истребляются, и в тех местностях, где господствует детоубийство, редко можно встретить в семье больше одной дочери.
    Гагасы, жившие до 1540 года в Сьерра-де-Леоне, убивали своих детей при их рождении, погребая их живыми. Они не воспитывали ни одного своего ребенка, но захватывали у враждебных народов в плен взрослых мальчиков и девочек и присоединяли их к своем семействам.
    У некоторых племен языческих арабов дочерям позволяется жить только до шестилетнего возраста. Когда наступит этот возраст, и когда отец решается убить свою дочь, он приказывает нарядить ее и умастить благоуханиями; затем он ведет ее к глубокому колодцу и, поставь ее перед собой, приказывает наклониться и посмотреть в колодец. Сильным ударом в затылок он сталкивает ее вниз головой; затем колодец
забрасывается и сравнивается с землей. По другим известиям, лишь только женщина почувствует приближение родов, тотчас выкапывается глубокая яма, и если родится дочь, ее немедленно подгребает живою в этой яме.
    В Новой Голландии матери, обыкновенно, убивают больных и уродливых детей. Если мать умирает вскоре после родов, ребенок живым погребаются вместе с нею, так как его некому кормить грудью. Из новорожденных близнецов один также убивается, в особенности если это девочка.
    В Новой Зеландии детоубийства чрезвычайно распространено. Матери, всовывая свои пальцы в слабые швы черепа новорожденных, разворачивают им голову.
    На Отаити, по словам Тернбулля, до введения христианства истреблялось около двух третей новорожденных, и этому ужасному обычаю путешественники приписывают, главным образом, быструю убыль отаитского народа, которого в 1746 году считалось около 20000, а в начале нынешнего века только 5000. Детоубийство здесь не считалось ни преступления, ни безнравственным делом, и племенные начальники не имели никакого права вмешиваться в то, как отец семьи распоряжается своей собственностью. Если муж
прогонял от себя жену, то мог убить и рожденного от нее ребенка. Если вождь имел сожительство с женщиной низшего сословия, то все дети, бывшие результатом такой связи, предавались смерти; равным образом истреблялись все незаконнорожденные дети женщин высшего сословия.
<...>
    На Сандвичевых островах детоубийство было также всеобщим.

<...>
    На острове Формозе женщинам не дозволяется родить до 35-летнего возраста; в случае беременности до этого срока, жрецы производят вытравливания плода.
    На Парагое, одном из Филиппинов, дети несовершенного телосложения, которые не могли бы впоследствии сами добывать себе пропитание, закапываются живыми в землю.
    В Камчатке, после завоевания и разорения ее казаками, детоубийство приняло громадные размеры. Из двух близнецов одного непременно убивали. Часто отцы семейств взбунтовавшегося рода избивали своих жен и детей и шли на смертельную битву с русскими. По словам Крашенинникова, камчадалы часто стараются сделаться бесплодными или вытравить плод посредством приема трав и кореньев.
    На Курильских островах детоубийства также в ходу, и из двух близнецов в живых оставляется обыкновенно один.
<...>
    В Гренландии, если умершая мать оставляет младенца, и если у отца некому воспитать его, то он  завертывает его живого вместе с трупом матери в звериные шкуры и отнесши их на высокий холм, заваливает их тяжелыми камнями.
    Эскимосы, кочующие по берегам Гудзонова залива, часто заставляет своих жен производить плодоизгнании посредством принятия годных для того трав.
    Хотя, по свидетельству многих путешественников, некоторые племена североамериканских индейцев имеют благородное отвращение от детоубийства; хотя индейцы Кри верят в загробное наказание за это преступление, думая, что детоубийца никогда не будет состояние взобраться на гору, - как они называют свой рай, - а будет вечно блуждать около места совершения преступления с множеством древесных ветвей, опутавших его ноги, - тем не менее детоубийства распространено и между северными индейцами. <...> Один из родишься близнецов убивался. Вместе с умершей матерью погребался и оставленный ею младенец. У некоторых индейских племен эти обычаи сохранились до позднейших времен. Так чоктавы иногда погребают своих детей живыми, удавливают или удушают их.
<...>
Детоубийство очень распространено и между другими племенами южной Америки; оно господствует у абипоньянов, араваков и др. Женщины Гвианы, не желая подвергать своих дочерей той же судьбе, какую терпит сами, убивают их тотчас после рождения. Одного из близнецов убивают чтобы избавить семейства от позора, так как, по их убеждению, общему многим дикарям, два близнеца имеют не одного, а двух отцов. Безобразные и больные дети также истребляются.
<...>
    Кроме того, с переходом народа к оседлой жизни у него является еще другой суррогат детоубийства - подкидывании или выбрасывания детей. В дикой, кочевой жизни выбросить ребенка значит наверное подвергнуть его смерти или от холода и голода, или от животных; выбрасывая же его в оседлой, населенной стране можно надеяться, что его подберет какой нибудь сострадательный человек и сохранит ему жизнь. А для большинства родителей, конечно, легче, выбрасывая ребенка, утешаться этой надеждой, чем прямо своими руками душить или резать его. Выбрасывания и продажа детей особенно свирепствовали всегда в Китае. Родителей здесь с древности продает мальчиков в рабство, а дочерей содержателям проституционных домов; Марко Поло говорит, что при нем в одном каком-то городе таких проституток было 25000. Стаунтон,Дюгальде, Гюк и др. свидетельствуют, что дети выбрасываются по всему Китаю ежегодно десятками тысяч, и
выбрасывается не только на улицы городов, но и на большие дороги, где они погибают или от животных, или под колесами экипажей.<...> В Пекине и других больших городах детей бросают в общей могилы, устраиваемые правительства для бедных покойников, родственники которых не имеют средств на их погребения. Кроме того ребят бросают в реки, привязывая их часто к тыкве, чтобы они не утонули и чтобы сострадательные люди могли спасти их. Баррау, основываясь на лучших авторитета, говорит, что в одном только Пекине ежегодно
выбрасывает родителями 9000 девочек. Такое громадное выбрасывание детей вело за собой в Китае, как и во всех культурных странах, учреждения домов для найденышей. Один вельможа в провинции Манги ежегодно спасал от смерти до 20000 найденышей.  Он обучал мальчикам ремеслам и потом женил их на девочках-найденышах, воспитанных им же.
<...>
    Но ни угрозы закона, ни обычаи выбрасывания детей, ни дома для найденышей - ничто не уменьшает размеров детоубийства. По словам аббата Бержье, в Китае ежегодно около 30000 детей предаются смерти; Баррау считает их от 10000 до 20000 в год. Их топят, душит, закапывают живыми в землю, режут. Кроме того, весьма распространен обычай плодоизгнания. В Тонкине, например, существует целый класс женщин, занимающихся исключительно это выгодный профессией.
    В Японии, которая, подобно Китаю, страдает чрезмерной густотой населения, детоубийство, по словам Неймана, также в большом ходу, особенно у бедного класса.
<...>
    В Индустане детоубийство существовало еще до завоевания его индусами и удержалось между туземцами до сих пор. Гонды, по словам Неймана, истребляют своих дочерей в огромном числе. "Этот обычай основывается частью на их религиозных воззрениях, частью на их общественных отношениях. Женщины, подобно богине земли, считаются виновницами всего зла. За каждый проступок своей замужней дочери, отец
должен отвечать ее мужу, семейству или роду. Распутная женщина считается позором и проклятьем для всех ее родственников, для всей общины. Поэтому девушки убиваются массами, обыкновенно в седьмой день после их рождения. В трех общинах гондов и  шериев, следовательно только на одном небольшом клочке великой индийской земле, их убивается до 1300". На полуострове Гуджерате число ежегодно истребляемых детей полагается в 5000, а в Куч-Галларе и Матсин-Канте до 30000 ежегодно. Истребляются везде преимущественно
девочки. Мотивы этого истребление различны. У племен радж-кумар, рагуванса,раджпут, джам, миазе и других девушки убиваются главным образом по невозможности составить им приличную партию и дать им приданое; недача приданого дочери считается несмываемым позором для отца семейства. Поэтому почти все девушки у этих племен истребляются, а жены берутся из других племен. В некоторых семействах, впрочем, одна оставляется в живых, если нет сыновей. Кроме того, незаконнорожденные дочери большей части избавляются от избиения, так как народный обычай не обязывает их отцов давать им такое же приличное приданое, как законным. Кастовая гордость раджей заставляет их также убивать своих дочерей, так как они считают неприличным своему званию выдавать их за кого бы то ни было из жителей своей страны. Кроме того были еще сильные исторические причины, содействовавшие усиление детоубийства. По словам Кармака и полковника Уокера, обычаи детоубийства между джареджами особенно усилился после магометанского завоевания
Сцинде, когда большая часть жителей были принуждены переменить свою веру и джареджи были поставлены в невозможность отдавать своих дочерей за окружавших их иноверцев. Они переселились в Куч, где и сохранили свою прежнюю религию. Между тем отдавать дочерей все-таки было не за кого из единоверцев и в новом месте их жительства. Тогда жрецы, раджгуры, предложили убивать девочек и взяли на себя религиозную ответственность за этот грех. И с тех пор в течение более чем ста лет в их семействах вовсе не было дочерей, все они убивались.
<...>
Способы детоубийства в Индии разнообразны: детей топят в вазе, наполненной молоком, душат их тотчас после рождения, заткнув им рот плацентой, отравляют опием и так далее.

Цитата: RI_hist от 15.10.2023, 17:01Из книги Шашкова С.С. "Исторические судьбы женщины, детоубийство, проституция". 1872 год.

Из главы о детоубийстве.
Сейчас такие работы уже не пишут, или их хранят в спецхране, подальше от простых людей.

Сейчас такие работы не дотягивают до научных требований. Речь не конкретно об этом тексте, а вообще о подобных книгах, выходивших в конце 19-начале 20 веков, и посвященных различным отклонениям от того, что считалось тогда нормой. Там сотни страниц занимательных фактов, и совершенно беспомощный крошечный анализ.

Цитата: RI_hist от 14.10.2023, 12:52Как все неопределенно в мире

Как лучше поступать со своими предками знали в японии в стародавние времена.
Там свои традиции и ритуалы, которые нам не понятны.
У нас менталитет такой, что человек должен умереть сам в своей постели.
И, желательно на руках и в присутствии близких родственников.
У каждого народа свои обычаи.
Они,например, считают дикостью закапывать покойника в землю, как у нас.
И в шкафу. Поскольку понятия "гроб" у них нет. Это для них шкаф.
В Индии, например, и по сей день сжигают на берегу реки. Остатки сбрасывают в воду.

Интересно, как сейчас с этим в Японии.

Цитата: ivanes от 17.10.2023, 14:22Как лучше поступать со своими предками знали в японии в стародавние времена.
Там свои традиции и ритуалы, которые нам не понятны.

Да все мы понимаем. Мы же один вид - Homo Sapiens Sapiens. У нас одинаковая красная кровь, одни предки. Они же не инопланетяне. Просто иногда не принимаем их поведения.

Не было бы нищеты и голода - также желали бы умерать в своей постели.

Цитата: ivanes от 17.10.2023, 14:22Как лучше поступать со своими предками знали в японии в стародавние времена.
Там свои традиции и ритуалы, которые нам не понятны.
У нас менталитет такой, что человек должен умереть сам в своей постели.
И, желательно на руках и в присутствии близких родственников.
У каждого народа свои обычаи.
Они,например, считают дикостью закапывать покойника в землю, как у нас.
И в шкафу. Поскольку понятия "гроб" у них нет. Это для них шкаф.
В Индии, например, и по сей день сжигают на берегу реки. Остатки сбрасывают в воду.

Интересно, как сейчас с этим в Японии.

Обсуждаемая разница заключается ведь не в погребальном ритуале, а в существовании практики геронтоцида.
Ясно, что в Японии он давным-давно исчез.

Цитата: ivanes от 17.10.2023, 14:22Там свои традиции и ритуалы, которые нам не понятны.

Цитата: RI_hist от 18.10.2023, 13:30Не было бы нищеты и голода - также желали бы умерать в своей постели.

А мне, при возможности умереть в своей постели, кажется куда более привлекательной идея уплыть на последнем издыхании на матрасе в открытый океан.
Но в этом случае наследникам трудновато получить свидетельство о смерти (и соответственно оформить наследство).

Цитата: panimonika от 20.10.2023, 17:07А мне, при возможности умереть в своей постели, кажется куда более привлекательной идея уплыть на последнем издыхании на матрасе в открытый океан.

Это Вы рассуждаете с т.з. "что лучше выбрать".
Однако, в старой Японии об этом речи даже не шло.

Цитата: Demetrius от 20.10.2023, 17:12Это Вы рассуждаете с т.з. "что лучше выбрать".
Однако, в старой Японии об этом речи даже не шло.

В основном нигде об этом речи не идёт. Все зарегламентированы так или иначе.

Цитата: panimonika от 20.10.2023, 17:18В основном нигде об этом речи не идёт. Все зарегламентированы так или иначе.

Регламент сильно разный, не находите? ))

Цитата: ivanes от 17.10.2023, 14:22У каждого народа свои обычаи.
Они,например, считают дикостью закапывать покойника в землю, как у нас.

Любопытные данные. 

Погребальные обряды калмыков и ламаитов вообще.
(по материалам статьи в Трудах Оренбургской Учетной архивной комиссии, т.14, 1905 г.)

Обряды перед кончиной.

    Перед кончиной кого-либо из калмыков обыкновенно спешат послать за гемонгом (калмыцкий жрец), молятся бурханам (статуэтки, изображающие буддийские божества) и приносят жертвы. Как только скончается, все переходят из это кибитки в другую, а при умершем остаются только гелюнги. И так поступают все ламайские монголы: буряты, тибетцы и пр.
    В священных ламайских книгах определяется, как должен быть похоронен умерший и в каких случаях должно обернуть тело в покров, а также цвет покрова.
    По рассказам путешественников для разного способа погребения принимается в расчет день рождения, день смерти, общественное положение, а также род смерти.

    Обряды после кончины.

    Калмыкия обмывают тело покойника и, обернув полотном, кладут на постель, или на ковер у постели, покрыв белым покрывалом. В таком положении тела лежит двое суток. Только на третий день входят в кибитку в первый раз родственники покойного и прощаются с ним, наклоняясь над ногами его так, что касаются их лбом.

    Обряды погребения.
   
    У калмыков, также как у многих народов, бывают разные формы погребения; тогда как у других народов мы иногда мы иногда встречаем от двух до трех способов погребения, у монголов ламаитов их насчитывается от шести до семи.

    1. Трупосожжение.

    У монголов торгоутов сжигаются: духовенство, исключая тех, которые нарушили обет безбрачия, князья, наиболее знатные лица и всякий, кто вел примерный образ жизни. Сожжения трупов женщин очень редки.
    Обряд трупосожжения заключает в себя много церемоний, смотря по положению,которое занимал покойник. Высшие духовные лица, ламы и пр. одни имеют право быть сожженными на куре. Это род постройки из кирпича, приблизительно объемом два кубических метра. На куре устраиваться костер, куда кладут покойника и зажигают. Присутствующий лама собирает пепел в медную урну. Возвратившись в монастырь, лама берет пепел и, смешав его с глиной, делает слепок, изображающий покойника - "коша чулу".
    Этот же род погребения также практикуется на Тибете и у бурятов. У этих последних пепел в глиняном сосуде ставят в небольших часовнях построенных из дерева, на вершине холма или горы.
    У астраханских калмыков сожжению трупа производится торжественно; покойника одевают в лучшие одежды и, посадив на носилках, несут в сопровождении духовенства и народа к месту, где приготовлен костер, который зажигают и труп вскоре превращается в пепел. По сообщениям, этот пепел калмыки собирают и сохраняют у себя в урне до тех пор пока кто-нибудь из них, отправляясь в Тибет, не унесет его вместе с подарками Далай-Ламе.
    Формы трупосожжения бывают различны; так у алтайских или бийских калмыков, по сообщению Горохова, при сожжении покойника непременно закалывается и сжигается лучшая его лошадь. У волжских калмыков лошадь вместе с покойником не сжигают, но пред самым началом сожжение трупа отводят ее в хурул, как жертву бурхану. Подобный обычай бывает и у бурятов.
    По сообщению Палласа для сожжения покойника калмыки "выкапывают пять ям,одну посредине, а четыре около нее, и накладывают в них дрова. В среднюю яму ставит большой котел и сажают в него труп. Гюленги начинают погребальное пение и костры зажигают. Котел раскаляется до красна, и над костром поднимаются клубы черного дыма. Когда он рассеется и последние головни погаснут и истлеют, в котле не останется уже больше ничего, кроме горсти пепла".
    В Монголии для сожжения покойника сооружают из дерева пирамидальную печь, в середине которой помещают тело, окруженное горючими веществами; затем прибавляют дерна настолько, чтобы печь достигла известной высоты, оставляю у верхушки и основания отверстие для того, чтобы сквозной ветер уносил с собой дым. Одновременно со сгоранием тела ламы совершают торжественные обходы и молитвы. Как только тело превратилось в пепел, печь разрушается, остатки же покойника относит главному жрецу. Великий лама
превращает остатки в мелкий порошок, прибавляет столько же пшеничной муки, тщательно все смешивает, собственноручно печет лепешки разной величины и складывает их таким образом, что они образуют как бы пирамиду. Приготовленные таким образом остатки кладут с великим торжеством в маленькую башенку, место построение которой уже заранее определено было знахарем или пророком. Множество подобных башенок встречается в горах и в местностях, где издавна жили монголы. В областях около Великой стены и вообще везде,
где монголы и китайцы живут смешанно, обычаи этих последних значительно изменили обычаи монголов.
    По сообщениям мадам Hommaire de Hell астраханские калмыки сооружают на месте сожжения памятник, где и хранится пепел покойников. Такой памятник был найден в окрестностях Соленой Заставы в  Астраханской губернии. Вид его был четырехугольный, построен из кирпича, вместо дверей он имел два маленьких отверстия, через которые проникает свет; внутри памятника, который называется "цяця", можно видеть на ковре разные предметы и несколько идолов из глины; стены его покрыты войлоком, между тем как бы в углублениях, расположенных вокруг этой самой стены, виднеются разные изображения божеств. Эти "цяця" пользуется большим уважением калмыков, которые от них удаляются как можно дальше, чтобы их не осквернять. Почти такой же писание мы находим и Нефедова и у Палласа.
    "Цяця" также называются маленькие цилиндрики, сделанная из оставшегося по сожжению трупа пепла, смешанного с глиной, которые калмыки ставят в хурулах или в сооружаемых на местах сожжение памятниках. Иногда пепел оставляют в котле и над ним воздвигают вышеупомянутый памятник; на востоке от котла внутри этого памятника ставят маленькие стол с идолом.

    2. Зарывание в могилы.

    Обряд трупосожжения мало практикуется теперь и постепенно заменяется зарыванием в могилы. Этот способ - самый распространенный среди бедных ламаитов, калмыков и бурят.
    Тело покойника обертывают полотном и хоронят в большинстве случаев без гроба. В Тибете, по сообщению Пржевальского, лам и самого Далай-ламу зарывают в могилы: "труп умершего Далай-ламы хоронят на дворе Буддалы в сидячем положении; над ним выстраивают часовню с позолоченной крышей. Каждая из таких часовен имеет сажени два или три вышины и только часовня пятого по счету Далай-ламы значительно поднимается над прочими".
    В прежнее время вместе с умершим калмыком зарывались разные предметы, так, например, по сообщению Лепехина, "все члены покойника обертывают в восчаную бумагу и зарывают его в землю со всем воинским снарядом, куда принадлежит: пищали, лук, стрелы, сабля и седло".
    На могиле калмыки и прочие монголы не делают насыпей, но втыкают в землю четыре кола, к которым привязывают лоскуты с написанными молитвами. В XIV столетии у монгольских племен существовал обычай окружать могилы трупами людей и животных в таком положении, как если бы они были живые.
    Еще в 1862 году известный французский путешественник Гюк напоминает в своих записках о следующих обычаях: монгольские владыки, говорит он, совершают иногда погребения варварским образом. Тело умершего князя кладут в сооруженное из камней строение, которое украшено изображениями людей, львов, слонов, тигров и другими предметами буддийской мифологии. Вместе с телом, которое помещается в пещере в  самой середине мавзолея, кладут золотые и серебряные монеты, драгоценные платья и другие вещи, потребность которых предвидится в будущей жизни. Выбирают несколько самых красивых детей обоего пола и  заставляют их глотать ртуть до тех пор, пока они не умрут; в таком случае, как утверждает монголы, они не теряют своего натурального цвета лица и кажутся как бы живыми. Трупами этих несчастных окружают труп князя, которому они должны прислуживать и по смерти. В руках у них находятся вееры, трубки и другие предметы. Наконец, для того, чтобы все эти драгоценности не были ограблены, придуманы особые машины, спускающие стрелы. Кто пробует открыть входную дверь, тот падает мертвым, пораженным стрелами.

    3. Погребение на поверхности земли.
    Выносят покойника в степь, кладут его на поверхность земли головой к Востоку, без всякого одеяния, и притом таким образом, как будто бы он спит, положа руку под голову. По обеим сторонам головы и у ног втыкают в землю четыре кола, к которым привязывают четырехугольные тангутскими молитвами исписанные синие китайчатые лоскуты, вьющиеся подобное флагам.
    Притом, если труп съедают собаки в течении недели после смерти, то умершего считают святым, в противном же случае грешником.
    В монгольских степях у номадов тело уносят на какую-нибудь возвышенность или в ущелье и оставляет там на съедение диким зверям и хищным птицам. В Тибете тело отдают на съедение собакам, разрезая его на куски. Последний способ считается самым почетным и более всех в употреблении. Могильщики бедных - собаки в загородях; богатые же выписывает собак из монастырей, которые содержатся там как священные животные для предназначенной цели.

    4. По сообщению Дуброва состоит в том, что "умершего не зарывают в землю, но, завернув в старый войлок и обвязав веревкой, бросают труп обыкновенно в старый, заброшенный колодец, или просто в глубокую яму. Зимой же и просто в сугроб снега. Только трупы бакшей (старших духовных лиц) сжигаются по индийскому обычаю.

    5. Состоит в том, что труп относит в ближайший лес или кустарник, вешают его на дерево, предварительно зашив в войлок. Этот способ практикуется, или скорее практиковался, у алтайских калмыков и у бурятов шаманистов. Если труп вскоре делается добычей хищных птиц, то это считают за хорошее предзнаменование.

    6 способ погребения - опускания трупа в воду реки или озера.

    7 способ погребения - накладывания над трупом более или менее значительной груды камней.

Цитата: Demetrius от 20.10.2023, 17:21Регламент сильно разный, не находите? ))

"Нищета и голод" везде нищета и голод.

Цитата: RI_hist от 11.09.2023, 13:31В этом огромном арангасе, на снимке 1886 года, была захоронена ...лошадь.

В статье о погребальных обрядах бурят, написано, что у них на помостах на деревьях, называемых аранга,  хоронили животных, убитых молнией. Поражение молнией считалось  избранием богов. Человека, убитого молнией, хоронили как шамана.
Может и здесь что-нибудь подобное.

Цитата: RI_hist от 21.10.2023, 23:35Погребение на поверхности земли.
    Выносят покойника в степь, кладут его на поверхность земли головой к Востоку, без всякого одеяния, и притом таким образом, как будто бы он спит, положа руку под голову. По обеим сторонам головы и у ног втыкают в землю четыре кола, к которым привязывают четырехугольные тангутскими молитвами исписанные синие китайчатые лоскуты, вьющиеся подобное флагам.
    Притом, если труп съедают собаки в течении недели после смерти, то умершего считают святым, в противном же случае грешником.

В этом отношении устрашающее впечатление на иностранцев в начале 20 века производила Урга. Юрточный мегаполис(по меркам Монголии) давал ежедневно большое количество трупов, которые "погребали" на поверхности земли, по факту просто сбрасывая тела на городской окраине. А стати собак это все пожирали, растаскивая останки по всей монгольской столице.

О лжеучителе и злодее Мензелине и его сообщниках. По материалам очерка Д.Смышляева "Лжеучитель Мензелин" из Вестника археологии и истории, т.5, 1886 г.

    Из учения Мензелина: "приходит время притти в мир антихристу и потому должно от него бежать в горы и вертепы и помереть гладом и засыпаться пеплом, от чего изтает тело аки воск и душа уйдет на небо".


    Михайло Максимов Мензелин, на момент задержания крестьянин Ялуторовского ведомства, Суерского острога, 70 лет, был неграмотным человеком. Прежде занимался торговлей хлеба и имел своего капитала до 1000 рублей. В 14 лет познакомился в Тобольске со староверами, местным ямщиком Чернышевым и 50-летним Осипом Андреевым, жителем Суздаля. Они ему читали книги Ефрема Сирина и толковали ему на словах, что в церковь ходить, исповедываться и приобщаться - есть грех. С этого времени он стал отдаляться от официальной церкви и перестал его посещать, был там только на своем венчании.
    Мензелин через людей услышал, что есть в заводе старец Пахомий, который в Писании искусен и ездит по Исети. Мензелин поехал его разыскивать и нашел в деревне Андракахе Беляковской слободы, у жившей там Тюменского ведомства девки Матрены Михайлова дочки. Старец носил черную одежду и черный клобук. Пробыв с ним два дня, в продолжении которых Пахомий читал ему книги - одну Апокалипсис, другую Иоанна Златоуста и толковал тоже самое, что и Чернышев и Андреев, на третий день он увез Пахомия к себе в дом. Там они пробыли трое суток. Пахомий сказал, что он из Ростова и сейчас живет в Черноисточенском заводе, где и был представлен в старцы. Проживая у Мензелина, убеждал того оставить дом , продать имение и придти к ним на завод. На третий день Мензелин отвез Пахомия обратно к девке Михайловой. Наставления старца он не забывал и прожив после знакомства с ним лет десять дома, принял решение оставить дом, жену и детей и бежать к наставнику. Дом он продал, оставил жене с дочерью 100 рублей, да другой замужней дочери 50, да себе 100 рублей и в 1770 году отправился в путь. По дороге зашел в Шарташ, где выпросился переночевать в незнакомый дом, хозяином которого был старец Даниил. Поутру отправился в Черноисточенский завод, до которого шел три дня, ночи проводил на пустых местах, в деревнях сказывался идущим на завод работником.       
    Придя на завод, нашел Пахомия и прожил у него год. Хозяин учил его молиться за Царя, дабы бог обратил его в истинную православную веру и называл свой толк беспоповщиной. Когда от него Мензелин уходил, он дал ему больше половины ломаной просвиры и учил давать его крупинками в воде больным или при смерти людям, причащая их: "тело Христово примите, источник бессмертного вкусите". От Пахомия Мензелин направился через Исетский дистрикт на озеро Кабанье в Ишимском ведомстве, на берегу которого жил два года, а потом пошел на озеро Лебяжье, где жил в выкопанной избушке год и три месяца, а оттуда Ялуторовского ведомства под Кызацкую слободу, на займище Черное, где прожил в такой же избушке два года.  На всех трех озерах ловил рыбу и выменивал ее у людей на хлеб. С Черного займища Мензелин пришел в деревню Шушарину, в дом к крестьянину Григорию Шушарину, у которого прожил дней с шесть и свиделся с Захаром Шушариным и советовал обоим "ради Христа детей их закопать в яму". Те согласились и поехали с намерением исполнить совет в бор, а Мензелин остался в доме, присоединился к ним уже на другой день и застал в бору Захара Шушарина с двумя сыновьями и дочерью, а Григория с женой и дочерью и Захаровых детей посадили в яму, а прочее не пошли. Оставив их, Мензелин бродил "по степям и островам и пашенным избушкам" и через четыре года (1778) пришел в Кызацкую слободу деревню Грамотеево к крестьянину Егору Першину, за которым была родная дочь Мензелина. Жил у зятя недели три и ушел опять в степь.
    Наконец пришел в деревню Вагулино Красноярской слободы Ишимского ведомства. Здесь пристал у крестьянина Мартына Кокляева, сказавшись жителем Осиповой  слободы и так как хозяин собирался ехать за линию на озеро Чаглы для рыболовства, то упросил взять его с  собой. На Чаглах он прожил с год и после Светлой недели возвратился в Кызацкую слободу, к зятю своему Першину, где прожил неделю с четыре. Еще на озере Чаглы Мензелин наслышался, что есть в Петропавловской крепости донской казак Семен Леднев, бывалец в степях и, любопытствуя узнать о местах за линией, отправился в Петропавловск для свидания с Ледневым, коего однакож не застал дома, а между тем, ходя по базару, наслышался в людских разговорах, что у здешнего купца Алексея Пиленка есть Евангелие толковое, называемое "Благовестник" и обратился к Пиленку, прося эту книгу ему почитать. Тот согласился и исполнил его просьбу, а Мензелин понял из того Евангелия, что и в нем напечатано: "в последния времена бежать в горы и вертепы, засыпаться песком, хрящем, землей и пеплом и помирать с голоду" - самое то же, что он слышал и в книге Ефрема Сирина.
    Возвратившись из Петропавловска к зятю и переночевав у него, Мензелин уехал в дома к старому своему знакомому, крестьянину Рухлову. Так как в это время был Великий Пост, то Мензелин Рухлова со всем семейством исповедал. Потом опять возвратился к зятю, а от него ушел в дом к Трушникову, где исповедал самого Трушникова, трех его братьев, отца и мать со всеми семействами и крестьянина Гладкова с семейством. Иван Трушников и Данило Гладков ездили по деревням и созывали людей к Мензелину, вследствие чего дом Трушникова стало посещать много народу, которых исповедал, наставляя что "приходит время прийти в мир антихристу и надобно бежать в горы и вертепы, засыпаться песком и пеплом и закапываться в землю и помирать постом и гладом". От Трушникова Мензелин вновь возвратился к Першину и в Троицын день был у Рухлова и сказал, что "намерен бежать на острова, и он с ними не согласен-ли, на что Рухлов отвечал, что он уже места себе приискал". Отсюда Мензелин отправился в деревню Крепостную, к крестьянину Белых и сказывал последнему, что многое число людей бежит с ним и с Першиным на остров; за ним следовать согласились сам Белых и крестьянин Иван Антропов, которых Мензелин исповедал со всеми их семействами, наставляя их в том же, что выше сказано. Потом возвратился к зятю куда вслед за ней прибыл Трушников и Федор Пьянков и стали сговариваться бежать на озеро Сазыкуль, причем Трушников говорил, что Гладков подговорил человек с 50. Трушников и Пьянков затем уехали, а Першин со всем домом и Мензелин стали собираться "на остров". К ним пристали крестьяне Иван Конышев с семейством, Першина зять Иван Грамотеев с женой, а всех собралось человек с 30; взяли с собою воск, ладан, образа медные и просвиру, положив все это в сумы, выехали ночью с намерением поститься и помереть с голоду; и доехали до того озеро к обеду и пристали в кокол (молодой лес), где уже Трушников их дожидался и сказал, что с ним людей более 50, а Гладков-де уехал раздавать милостыню и подговаривать отца.
    Затем тотчас же начали в батах(лодках) переправляться на остров, тогда набежали на них крестьяне, но удержать их не смогли, захватили только суму с воском и ладаном. Безумцы вышли на безлесные остров, а к вечеру перебрались на другой, средней, на котором застали крестьян Осипа Замиралова со товарищи, с семействами, всего 10 человек, и нашли избушку, срубленную из бревен, и два стана, один сделанный из земли, называемый вертеп, в который сажают тех, кто желает запоститься, а сами же, Мензелин с приведенными людьми, сделали другие станы. По утру же, в четверток, девка Шмакова, заморившись постом, померла. Ее все провожали до могилы; Журавлев читал по ней канон, а Мензелин кадил ладаном и пел: святый крепкий. Все в тот день молились Богу, всяк на своем месте, а в пятницу, около обеда, увидели, что на берегу озера стоит команда на их поимку. Тогда Мензелин говорил: "если боитесь мучения, то ступайте и с детьми в воду и за Христа топитесь, так, как 40 мучеников в Ефесе потопились". После таких речей, "сделали на глубоком месте плот" и когда он был готов, Мензелин всех исповедал и причастил больших и малых просвирою. После, помолившись Богу, все переоделись и детей переодели в белой рубашки, девки расчесали волосы, подходили к Мензелину, падали ему в ноги и просили благословения: "Бог вас благословит умереть за Христа!" - отвечал Мензелин.
    В это время жена Трушникова начала рожать младенца и в ожидании окончания родов исполнение общего намерения замедлилось. Родился мальчик, которого Мензелин окрестил тремя погружениями в воду и  назвал Константином, и все положили перед Богом за того младенца 4000 поклонов в землю. После чего мать новорожденного переоделась в белую рубашку и всех детей посадили в два бата. Старик Першин, взяв с собой двухлетнего внучка, а за ним Иван Трушников пошли в воду, а все прочие, руководимые Замираловым и Шушариным потащили баты с малолетними детьми. Мензелин же остался на берегу, а потом сел в бат и поехал к плоту, на коем застал живых человек до десяти, в том числе и свою замужнюю дочь; младенцы же все уже были утоплены. И стал он говорить своей дочери, чтобы за Христа умерла, которая и бросилась в воду, но не смогла скоро утонуть и потому просила ее освободить, обещая поститься, но отец не послушал и, придавив ее жердью, утопил. Иван Трушников, с держащейся за него малолетней дочерью, просил Мензелина помолиться Богу, чтоб он скорее мог утонуть, и тут пригрузил их жердью ко дну и утопил. Иван Грамотеев с женой связались вместе  платком жены и его ремнем и последняя сделала на конце платка петлю на тот случай, что если долго не утонут то Мензелин вложил бы в ту петлю жердь и их пригрузил. Но когда Мензелин стал их придавливать, то ремень оборвался и Грамотеев вылез на плот, а жену его Мензелин придавил ко дну и утопил. Оставшиеся в живых поплыли к берегу, а к Мензелину на плот привез бат крестьянин Сутягин, с которым он и доехал до другого плотика. Тут Сутягин подлез под плот и утопился. Крестьянин Коробицын,спасшийся от утопления, о жене своей рассказывал, что она советовала ему утопиться, а сама не хотела; тогда он взял ее насильно в бремя, подъехал под плот и утопил.
    Наконец, все оставшееся "вышли на берег и разбежались в разные места: кто Богу молится, кто сидит под кустом - плачет"; а Мензелин с Замираловым, Шушариным и прочими ушли в стан и на другой день, в субботу, помолившись Богу, вырыли яму и отправились вытаскивает из воды утопших, коих оказалось 53 человека. Всех их сложили в вырытую яму и Мензелин кадил над ними ладаном и пел "святый крепкий", и, закрыв яму, все разошлись по своим местам. В понедельник явился к ним Гладков и сказал, что приехала из Ялуторовска команда и тогда Мензелин, Замиралов, Шушарин, Евсей Пьянков с сыном Петром и с его женою, Андрей Коробицын, Гаврило Першин и принесший известие Гладков бежали на третий остров в батах, а прочие остались на среднем острове, где и были взяты командой, а во вторник команда явился на третий остров, откуда Першин, Гладков и Пьянков уплыли в бате, а Мензелин, Замиралов и Шушарин съехали на берег, где и были взяты.
    При допросе Осип Замиралов и Андрей Коробицын показали в дополнение, что когда прельщенные Мензелином люди пошли в воду топиться, то Мензелину помогал помогали их топить Осип Замиралов и Захар Шушарин; они посылали людей в воду, причем Мензелин держал в руках нож, а Замиралов косу. Замиралов и Шушарин втащили в воду малолетних, бывших в батах, и всех утопили, в том числе Замиралов и своих двух детей утопил. Когда же крестьяне Дружинин и Лоткин, раздумав топиться, хотели с острова бежать, то Мензелин, Шушарин и Замиралов их не отпускали, а Дружинина связали и били. Крестьянин Андрей Коробицын показал, что когда жена его выплыла на плот и раздумала топиться, то он по научению Мензелин взял ее в бремя, столкнул в воду и, подпихав под плод, утопил. О Федоре Рухлове показали, что будучи с семейством своим в бору, "двоих своих малолетних внучат заморил с голоду и, еще дышащих, закопал в землю; сына своего Андрея зарезал ножом и сам себя в брюхо зарезал".
    Посланный из Ялуторовска с командою подпоручик Озеров нашел на острове закопанными в землю утопших:  взрослых мужчин 4, женщин 9, малолетних детей мальчиков 22, девочек 21, всего 56 человек.
    По окончанию следственного 6 февраля 1784 года определено: злодею, лжеучителю и смертоубийце крестьянину Мензелину и сообщником его Осипу Замиралову и Даниле Гладкову вместо смертной казни, наказание кнутом произвести в тех местах, где они свою ересь распространяли, потом вырвать ноздри и поставив на лбу и на щеках указанные знаки, заклепать в кандалы и отправить навечно на каторгу на остров Эзель, Рижской губернии. Крестьянину Андрею Коробицыну также учинить публично наказания кнутом и сослать навечно в город Херсон Новороссийской губернии. Всех прочих, участвовавших в преступлениях, если не раскаются, бить кнутом и разослать на поселение в отдаленный места. Покаявшихся наказать плетьми, оставив на прежнем местожительстве.
    27 июня 1784 года Тобольский вице-губернатор Сергей Иванович Протопопов рапортует Кашкину, что в исполнение решения Сената, Мензелин и сообщники его Осип Замиралов и Данила Гладков наказаны кнутом при собрании народа в трех местах: в деревнях Каменной, Монайской и Песчаное; затем все трое препровождены в деревню Шарташскую, где снова биты кнутом с вырезанием ноздрей и поставлением на лбу и щеках указанных знаков и сданы в Екатеринбург обер-коменданту генерал-майору Судовщикову, где они были закованны в ножные и ручные железа, а двое и в шейные цепи со стульями. Остальным также учинено наказание согласно приговору.

К вопросу, почему Церковь запрещала мирянам самостоятельно читать и толковать Библию. А вот потому и запрещала. Состояние умов было настолько девственным, что головы от такого чтения становились набекрень.

Цитата: Demetrius от 04.11.2023, 21:42Состояние умов было настолько девственным

В девственности ума ли дело? Может в легкой внушаемости и контролируемости разума? Ведь и в наше время были Белое Братство, синие киты и Джонстаун.

Я вот, считаю себя человеком здравомыслящим, но сам пару раз попадался на уловки мошенников-говорунов-продавцов.  :(

Промемория из Консистрии Преосвященного Сильвестра, Митрополита Тобольского и Сибирского, 20 марта, 1750 год.( Из 2 тома "Чтения в императорском обществе истории и древностей российских - 1867")

    Ширванского пехотного полка, Сержант Василий Тулубеев, квартируя в городе Тюмени у разночинки Катерины Тверитиновой, лишил девства дочь ее, и жил с нею блудно. После того, поссорившись с матерью, перешел на другую квартиру и стал присылать сватов сватать за себя дочь у матери, но мать отказала. Уговорясь с Ириной, он пришел с двумя солдатами, когда матери не было дома и увел ее к попу, оттуда в церковь, где уже был другой поп, подъячий, три солдата да дворовый человек Тулубеева, Родион Дунаев. Когда приступили к венчанию, Тулубеев вместо себя поставил своего дворового человека, и хотя девушка бежала, но ее не отпустили, и один поп стал читать молитвы, а другой скорее венчать, а подъячий Лапин тут же читал и пел. За венчание Тулубеев заплатил попу 5 рублей, подъячему 2 рубля, и, не выходя из церкви, сам и окрутил, заплетая косы своими руками. В третий день после венца Тулубеев, обрезав, взял хлеба печеного ломоть и увел ее с собой одное в баню, и совокупя к тому хлебу воск, печину, соль, волосов по части и обтирая с себя тем хлебом в бане пот, таким образом, наперво с правой руки, а потом с левой ноги, и скоблил с ног своих ножом кожу, и взяв с пареного веника три листа,  и минал тот хлеб в одно место с печиною, воском, солью, волосами, со скобленною с ног кожею и с пареного веника листьями, и сделал колобок; а после того в той же баня и с нее, женки Ирины, таким же образом пот особливым хлебом отирал и сминал по вышеописанному с печиною, воском, солью, волосами, веничными листьями и соскобленною с ног ее кожею, и сделав те колобки порознь и вышед из бани, на оные колобки, смотря в имевшуюся у него книгу, которую носил при себе сокровенно, неведомо чего шептал; а куда оные с волшебством хлебной колобки употребил, того она, Ирина, не знает.
    С Дунаевым жить ей Тулубеев не позволял, бил ее, выспрашивал, не живет ли с Дунаевым, уводил ее в лес, привязывал к березе и читал свою волшебную книжку. Потом, наскоблив с хоромных углов стружек, и положа оные с тележною с колеса грязью в теплую банную воду, поил тем ее, Ирину, насильно, также и вином с порохом и росным ладаном принужденно паивал, и нашептав на воск и серу, на крест он лепил и носить ей, женке, велел. Он не выпускал ее из дому, нарочно отлучал от нее Дунаева, и всегда носил с собой ее волосы, нашептал на них. От которого его волшебства такое сделалось приключение, что она через 10 недель и более без него, Тулубеева, когда его не видят, жить не могла и по нему тосковала, и для того за ним, когда он с квартиры куда пойдет, или поедет, неоднократно быв в беспамятстве, бегала и драла на себе платье и на голове волосы; от которого, де, ей нечаянного приключения и тоски пользовал ее, Ирину, его же, Толубеева, человек, Никифор Васильев, давал ей, наговоря, с ее волосов, кои она тайно по совету его у оного Сержанта из кармана выняла, с которого, де, времени стало быть ей легче и тосковать по нему, Тулубееву, она перестала. Она украла у него книжку и передала ее Священнику полковому, который доставил ее в Тобольск.
    Определено: "Тулубеева лишить унтер-офицерского звания и сослать на покаяние в Енисейский Спасский монастырь. Брак Ирины с Дунаевым расторгнуть, а Ирине велеть содержать 3 года покаяние; как блудница, заслуживала также монастырского заключения за то, что дерзнула, под уговором с оным Тулубеевым, якобы за него самого в замужество итить к венчанию, и в девках жила с ним блудно, но понеже она навращена к тому по злодеянию того Тулубеева чародейством его и присушкою, а не по свободной своей воле, для таких резонов и за претерпенные ея через злые онаго Тулубеева действа обиды, от посылки в монастыре освободить", но все таки за ее согласие без объявления матери на замужество, оставить ее без духовного пастыря невозможно.

Цитата: RI_hist от 05.11.2023, 17:23В девственности ума ли дело? Может в легкой внушаемости и контролируемости разума? Ведь и в наше время были Белое Братство, синие киты и Джонстаун.

Это оно и есть.
В наше время, чтобы охмурить, надо сильно потрудиться. А тогда приходилось трудиться, чтобы удержать людей от того, чтобы стать охмуренными.